– Какие ножки, цыпочка! Разрешите вас ощипать.

Я залилась краской, скорее ощущая липкую грязь комплимента кожей, нежели понимая её умом.

– Пасть захлопни и шагай, она ж ребенок ещё, имбицил.

Эта реплика исходила от другого молодого человека. Рослый, широкоплечий брюнет в обтягивающей черной футболке и таких же темных штанах стоял этажом выше, облокотившись о перила лестницы и с выражением крайней задумчивости разглядывал меня. Пристально, системно, скользя взглядом снизу-вверх. И несмотря на свою патологическую боязнь смотреть кому-то прямо в глаза, я тоже рассматривала его.

Гораздо позднее мне придёт на ум более детальное описание его внешности, я сумею постичь его ауру уверенности, оценю честность и даже смогу сказать, что он поджарый, хотя и хорошо накачан, а тогда я обратила внимание только на три важнейших пункта. Умопомрачительно красивое лицо с остро очерченным подбородком, неземными глазами, крупными и выразительными, отчего каждый его взор будто пробирал насквозь, и крошечной ямочкой на левой щеке, которая проявлялась только в полуулыбке, как сейчас.

Зелёные глаза, божечки! И они не того грязно-карего оттенка, как у меня, а чистые, незамутненные, колера свежей листвы. Зацепил меня и голос. Моментально, с одного звука, и будет цеплять бесконечно. Звучный, повелительный, тянущий согласные в какой-то наигранно ленивой манере. А вишенкой на торте стало крошечное, едва заметное колечко серьги в левом ухе.

Глупое девичье сердце ухнуло филином и пропало, раз и навсегда.

Мы смотрели друг на друга около минуты, а показалось, что прошла вечность. Прорва времени, по истечении которого моя жизнь дала фундаментальную трещину на "до" и "после".

Я стянула с плеча лямку рюкзака со школьными учебниками за шестой класс и прижала его к груди, как бы отгораживаясь, пряча за ним не по возрасту сформировавшуюся грудь.

– Ну, пардоньте, бляха муха, – проворчал всё тот же гадкий спортсмен со стульями. – Вырастят ноги от ушей, напялят юбки, что твой носовой платок, а ты крайний бушь, раз пигалицу за этим сексом не рассмотрел. Тьфу.

Он снова сплюнул на пол, а я перехватила рюкзак одной рукой, тогда как второй что есть сил потянула за подол юбки, одергивая её вниз. В этом году такие ситуации случались всё чаще и чаще. Меня освистывали на улицах, делали сальные комплименты и такое внимание от взрослых мужчин, да ещё и неприятных до дрожи, совершенно не нравилось. Я не понимала, что привлекает этих разгоряченных самцов. Да, я выше всех своих одноклассников на целую голову. И ношу уродливые туфли на платформе, которые добавляют ещё сантиметров пять роста. И в одежде моей преобладают вещи довольно взрослого фасона: полупрозрачные блузы, короткие юбки, водолазки из люрекса, обтягивающие фигуру платья. Но это не прихоть моего чувства стиля, а вынужденная необходимость. Я донашиваю вещи маминой напарницы, у которой схожее телосложение. А тетя Люся из кожи вон лезет, чтобы заполучить мужа, и наряжается в откровенную безвкусицу.

К слову, сверстники подобным вниманием меня не утомляют. Для них я была и остаюсь грозой нашего двора, своим в доску пацаном и отличным напарником по играм в выжигало и лапту.

– Ты чего замерла, малая? Пробегай, не то совсем засмущают дядьки.

Бесподобный голос с лёгкой хрипотцой отдается где-то глубине урчащего от голода живота. Я улыбаюсь пониманию того, что уже влюбилась по уши.

Такое возможно только в тринадцать лет. Влюбиться до беспамятства в облик и голос.

Уже дойдя до своей двери, я вдруг резко обернулась и бросила на парня ещё один взгляд. Подметила пару крайне важных деталей. Массивную цепочку на шее из белого металла, не то золото, не то серебро, а может и просто бижутерия. Запомнилось, как она контрастировала с темной тканью футболки. А вот его волосы вблизи оказались вовсе не аспидно-черными, скорее темно-русыми. Но стрижка была модной, щегольской. Высоко выбритые виски переходили в длинные пряди на макушке, чуть взлохмаченные в творческом беспорядке. Сзади эти же непослушные волосы укрывали затылок и едва касались основания плеч. Вроде и короткая стрижка, но есть куда запустить пальцы.