Причем он считал это вдвойне благим делом, потому что став «королевской невестой», такая девушка выходила из-под власти корыстной кровной родни и получала в опекуны самого Его Величество, который все же не был настолько черств, чтобы отдавать несчастную совсем уж в плохие руки. Да и... Обращаться откровенно плохо с той, кого опекал их сюзерен, могли рискнуть только безумцы и самоубийцы, а от таких, как думал король, и избавиться не грех...

А потом, во владениях де Руффинера появилась Габриэль, строго взглянула на него своими синими, как небо в солнечный день, глазищами, улыбнулась лукавой улыбкой и... буквально заставила герцога срочно менять свою точку зрения. Нет, он еще не пересмотрел свои взгляды окончательно, поскольку накопилось очень уж много фактов «против» и была масса поводов для всякого рода сомнений, но... По мере того, как эта девушка раскрывала перед ним грани своего характера, Ривъер де Руффинер убеждался, что кажется на этот раз ему выпал абсолютно эксклюзивный вариант, по крайней мере такой, каким грех пренебречь без достаточно внимательного рассмотрения...

***

Все эти воспоминания вихрем пронеслись у герцога в мозгу и, как ни странно, в значительной степени его успокоили: не тот Габриэль человек, чтобы легко дать себя угробить! Вот просто — не тот. Так что, по крайней мере пока, прочим предметам обихода в его покоях, скорая расправа больше не угрожала.

К тому же барон де Фортескью, который отвечал за безопасность герцогини и был вызван в покои герцога для детального доклада, очень умно́ и предусмотрительно начал свой рассказ со слов: «Тело герцогини де Руффинер не найдено, следов ее крови не обнаружено, предполагать, что она погибла — нет ни малейших оснований!». И только потом, сдержано, несколькими фразами, описал поведение герцогини и ее приказы, чем, откровенно говоря, ненавязчиво обелил и себя, и непосредственную охрану Габриэль. Ну и под конец сообщил, что остаточный след её ауры обнаружили там же, где недавно сработал портал, что: «Несомненно наводит на некоторые выводы...».

Ну а все самые жуткие подробности происшествия, про найденный в отдаленной усадьбе целый подвал поднятых мертвецов (к счастью уже без признаков активности), и обнаруженные там же свидетельства готовящегося государственного переворота, настолько явные, что расценивать их иначе просто не получалось, со свойственной ему дипломатичностью, барон поведал в самом конце. Да и право же, какой смысл об этом говорить до того, как герцог успокоится и начнет мыслить рационально, вернув себе способность оценивать сведения объективно?! Начни барон свой доклад именно с этого, то герцог вполне мог бы и не дослушать, а у него и без черной магии рука тяжелая не смотря на болезнь, а уж если с магической «приправой»...

Короче: де Фортескью не даром несколько лет терся при дворе Рэдгара II, набираясь навыков у матерых царедворцев, которые всегда находят возможность выскользнуть из двусмысленной ситуации, как мокрое мыло из рук! Причем особо умелые, не только сохраняют при этом голову на плечах, а тыльную часть организма заботливо уберегают от любого проявления королевского недовольства, но еще и немалые бонусы ухитряются поиметь. Вот подобный опыт ему в данном случае и пригодился!

Ну а потом, дополняя уже имеющуюся информацию и подводя некий итог, доверенный герцога привел к нему в покои мальчонку, одного из тех детей-сирот, кого Габриэль, по ведомым только ей соображениям, поселила на своем этаже. Парнишка пришел не просто так, а принес двух странных созданий, которых до этого момента Ривьер хоть и видел, но искренне считал не более как любимцами своей эксцентричной жены, у которой то ли из-за юного возраста, то ли по доброте характера, случались причуды, обычно несвойственные представительницам ее пола и положения. Ну странный вкус у человека и что? Мало ли у «его Эль» других странностей? Одной больше, одной меньше...