Я подскочила:

– Как вчера? Сколько я уже тут?

– Сегодня три дня, – ответила женщина рядом со мной.

– Это шутка такая? – не поверила я. – Разве меня не сегодня положили?

– Неа, ты тут уже три дня валяешься.

Я схватилась руками за голову: «Как такое может быть? Что вообще происходит? Что я делаю со своей жизнью?» Я снова принялась за пластырь. Отодрав липкую ленту с руки, я выдернула иглу из кожи. Резко поднявшись с кровати, я вцепилась в изголовье: голова закружилась, и соседка по кровати бросилась мне на помощь, но движением руки я пресекла ее попытки мне помочь.

– Не надо, я в порядке.

– Лучше ложись, иначе скрутят тебя в бараний рог, как Верку из соседней палаты, и накачают дерьмом всяким. Опять будешь валяться в кровати в бессознательном состоянии.

Я молча прошла к двери и аккуратно приоткрыла ее – в конце длинного коридора была дверь на выход.

– Ее закрывают? – спросила я у женщин.

– Тебе тут не тюрьма, – ответил кто-то из них.

– Вот сумасшедшая, – услышала я вслед, когда вышла в коридор.

Мое сердце бешено колотилось, но я добралась до заветной двери без происшествий: меня никто не видел. Распахнув дверь медучреждения, я почувствовала дуновение теплого ветра, солнце светило ярко, как никогда раньше. А может я просто не придавала этому значение?

– Ты куда собралась?

Я обернулась – ко мне шел тот самый врач, что десятью минутами ранее устроил допрос.

– Домой! – крикнула я и, улыбнувшись, шагнула на улицу.

Пройдя полпути до дома, я столкнулась с мамой, которая шла мне навстречу.

– Тебя кто отпустил? – с негодованием спросила она.

– Я сама ушла.

Она молча смотрела на меня, не зная, что сказать и как себя вести.

– Мама, такая погода хорошая, пошли домой? Я получила урок и все поняла.

Мама села на рядом стоящую скамейку и заплакала. Я присела рядом.

– Мам, ну все же хорошо, никто не умер. Пошли домой?

Мама стряхнула мою руку со своего плеча.

– Из дома ты больше не выйдешь, уяснила?

Я кивнула.

– Иди домой, я позже приду, – она встала и пошла по направлению к больнице.

***

Две недели я сидела дома. Не потому что меня не отпускала мама, мне не хотелось самой. Я не знала, где Вероника и что с ней происходит, лишь иногда Нина приносила весточки от Кати и Алены. Они писали небольшие записки, где говорилось о том, что они скучают и очень любят меня.

– Мама, – я зашла в ее комнату, – я хочу немного погулять с девочками. Можно?

Мать с укором смотрела на меня.

– Ты можешь не волноваться, я же говорила, что получила урок и пить больше не собираюсь.

– Иди, но чтобы к одиннадцати была дома.

Так я выбралась впервые после больницы на улицу. Мы с девочками обнимались и долго рассказывали о том, что с нами произошло за эти несколько месяцев. Ведь пока мы встречались с Вероникой, подруг я не видела.

В один из теплых летних вечеров я, Катя и Алена бесцельно гуляли по городу. Через пятнадцать минут мы оказались у заброшенного парка. Недолго думая, решили зайти в него, посидеть и отдохнуть. Ступая по разбитому асфальту, мы добрались до полуразвалившейся скамьи. Подойдя ближе, Алена пнула ее край, проверив на прочность, и с осторожностью села.

– Все, – уставшим голосом сказала подруга, – вы как хотите, а мне нужен перекур.

Мы вслед за ней тоже сели на скамью.

– Да, я тоже устала. Такая скукотища, – Катя подставила лучам солнца лицо и вытянула ноги.

– О, а кто это тут объявился? – послышался голос слева от нас.

Повернув головы, мы увидели сидящих метрах в двенадцати от нас трех девушек. Мне были смутно знакомы их лица, но я никак не могла вспомнить, где я их видела.

– Это кто? – спросила я подруг.