Следующим утром я все раздумывала, на какой стадии находится весна. Можно ли посадить в огороде хоть что-то?
— Нужно пойти в поселок, — сказала я Майе за завтраком. — Купим картофель на посадку, и если повезет, то какие-нибудь семена.
— Как мы их есть-то будем? — не поняла дочка.
— Семена, конечно, есть не будем, но к осени из них вырастут вкусные овощи.
— К осени? Это еще долго!
— Долго, — согласилась я. — Но что делать? Продать нам больше нечего, а на четыре медяка особо ничего не купить. Зато, если повезет, то осенью у нас будет запас картофеля на всю зиму.
Сказала это и поняла, что на овощах можно ноги протянуть. Без хлеба, крупы и мяса одним картофелем сыт не будешь, а купить поросенка на убой – никаких денег не хватит. Животные стоят дорого, для нас уж точно.
Кусок лепешки застрял в горле, аппетит пропал. Я взглядом осмотрела огород, виднеющийся из окна – работы предстоит немало.
В доме не найти ничего, что можно было бы материализовать в деньги. О том, чтобы вернуть пекарню родителей и речи быть не могло… По крайней мере, пока.
— Думаю, мне придется найти работу, — со вздохом признала я.
Работать я любила и не гнушалась самой грязной, но с кем оставить шестилетнего ребенка? Раньше у меня детей не было, и таким вопросом я не задавалась.
Майя глянула на меня скептически.
— Я могу сидеть одна, пока ты работаешь, — сказала она неуверенно.
А я представила, что вернусь домой в один из вечеров, а Майи нет, потому что ее забрал отец. Меня передернуло, и мысль с поиском работы пришлось отмести. Разве что можно найти подработку, куда я могла бы приходить с ребенком.
— Ладно, — я хлопнула в ладоши преувеличенно бодро. — Сначала мы помоемся, потом подумаем обо всем остальном.
Майя мыться любила, это я точно помнила. В купальной комнате мы с ней могли закрыться ото всех и подолгу разговаривать без едких замечаний Ганы. Это было наше маленькое укрытие, где никто не мог помешать.
Пока я грела воду на огне в камине, дочь перемыла посуду. После я порыскала по шкафчикам, и в одном из них нашлось лавандовое масло.
Над купальней густым облаком стоял белый пар, аромат лаванды разнесся по всему дому, окончательно прогнав застоявшийся запах старости.
Сытые и начисто вымытые, в чистеньких свежих платьях, мы с улыбкой и надеждой собрались идти в поселок.
И никак не ожидали встретить на пороге Гану. Свекровь не постучала в дверь. Стояла на крыльце и со злой ухмылкой ждала, пока я сама к ней выйду.
Я не позволила себе ни закрыть перед старухой дверь, ни отвести взгляд, когда наши глаза встретились. Только Майю пихнула в дом и рукой ей указала на угол – чтобы стояла там, за дверью.
— Пришли просить за сыночка? — грубо спросила я, не желая и вовсе говорить с Ганой.
— Ты обварила его кипятком, — выплюнула свекровь. — Думаешь, тебе это так просто сойдет с рук?
— Он заслужил. И не надейтесь, что я принесу извинения.
— Да больно нужны ему твои извинения! — взревела старуха. Глаза ее налились кровью, ладони сжались в кулаки. Свекровь была низенькой, сухонькой женщиной, и бояться ее мог разве что беззащитный котенок. — Ребенка верни! Лучше мне ее отдай, не то Нико придет – хуже будет. Тебя же, дура, защищаю! Шла сюда, торопилась, а ноги-то у меня больные.
— Сюда дошли, значит, не такие уж и больные. Можете топать назад, к своему драгоценному сыночку. Я знаю, что хочет Нико от Майи, — зло прошипела я. — Знаю. И можете передать ему, что ребенка он не получит.
С удовольствием оттолкнула бы старуху с дороги и увела Майю в поселок, но не могла – ключ от дома я так и нашла, а оставлять дверь открытой на глазах у Ганы не буду.