Схватил висящую на стуле одежду, направился в ванную комнату. Закрыл дверь на щеколду, взгляд остановился на замутненном от пара зеркале. Кто-то недавно принимал душ, и на стекле остались небрежные разводы от рук. В них и виднелось отражение моего бледного лица. Но меня настораживало другое: на лбу красовался крошечный порез, а от него – узкая, застывшая полоска крови. Я дотронулся до неё, проверяя реальность происходящего. Раньше раны из снов никогда не появлялись наяву. Я окончательно запутался. «Что со мной происходит?» – всплыла навязчивая мысль, повторялась снова и снова, сводила меня с ума. А может, по мне давно плачет больничная палата с мягкими стенами?

Тревога нарастала. А за эти дни я почти успел забыть, как в такие моменты мучается тело: бешено колотится сердце, нарастает ком в горле, кажется, будто страх вот-вот прикончит меня. Мне стало трудно дышать, пришлось облокотиться на ванну. «Это реакция организма на страх» – внушал я себе, как и советовали психиатры. Но этот страх заставлял тело одеревенеть.

О, нет, я не был уверен в том, что со мной все семнадцать лет происходит что-то паранормальное, связанное с миром мёртвых, это казалось несуразным бредом. Но окончательно уверился в том, что схожу с ума.

Приступ паники прекратился, дыхание постепенно выравнивалось. Не найдя в себе сил мыть ванну перед тем, как забраться в нее, я умылся в раковине. От вчерашней уверенности не осталось ни следа. Оттер от лица следы крови и утешался тем, что рана не бросается в глаза, скорее выглядит, как мелкая царапина.

Я спустился вниз и застал Дервана ожидающим детей с кружкой кофе возле входной двери.

– Морфей, ты почему не готов? – пробурчал опекун.

Дерван злился на весь мир с самого утра. Впрочем, с этого начинался каждый новый день, когда ему приходилось отвозить нас в спецшколу. Занятия начинались в разное время, да и наша большая «семья» не могла вместиться за раз в старенький джип, поэтому Дервану приходилось ездить дважды.

– Ты можешь отвезти меня к психиатру? – я подошёл к опекуну, запах крепкого кофе с корицей ударил в нос.

От нервов задрожали руки, и я пытался это скрыть, растирая запястья. Но тревога все нарастала. Я был уверен, что перестал здраво соображать и разучился отличать действительность от собственного воображения. Ладони покрылись мелкими каплями пота. Требовалась помощь человека, которому я доверял.

– Сходи к школьному психиатру! – рявкнул Дерван.

– Нет, – мой голос дрожал, – мне нужно к доктору Грабинс. Пожалуйста.

Учитывая, что ранее я никогда не просил отвезти меня к психиатру, а наоборот – стремился избежать обязательных встреч в клинике, мне тяжело было отказать. Дерван изучающе посмотрел на меня. Я смутился и попятился к лестнице.

– Хорошо, всех отвезу и заеду за тобой. Жди.

Я судорожно закивал в ответ. В этот момент младшая из нас – Сария, наконец-то, спустилась с лестницы. Девочка обошла меня и направилась к выходу, держа руки на лямках розового рюкзака, который раньше принадлежал Ириде. Но лицо её выглядело отрешённо, собственно, как и всегда.

Поднявшись наверх, я снова лег в кровать. Закрыл лицо руками, паника стремительно возвращалась. В сознании раз за разом всплывал то хранитель, разрезающий мне лоб, то страшные тени, несущие с собой боль смерти. Голова закружилась. Время исчезло, утонуло в множестве воспоминаний, из которых я был не в состоянии выплыть самостоятельно. Мне мерещилось, что мучения страшных снов не прекратят меня преследовать, то и дело травмируя и без того расшатанную психику.

Но вот мне вспомнилось лицо Ириды, её улыбка и непринуждённый смех. В мире снов она стала мне ближе, чем когда-либо. Её большие, изумрудно-зелёные глаза стали лучиком света в беспросветной тьме разума. Я смог заставить себя успокоиться. «Нет, я не могу принять факт её смерти. Не могу» – мысли слились в едином потоке, снова и снова провозглашая вердикт больного сознания.