Словно заправский ресторанный повар Авдей с усердием вырезал из приготовленных продуктов либо бесхитростные кубики и треугольники в духе супрематизма, либо замысловатые фигурки, мысленно погружаясь в поиски более сложных абстрактных конфигураций, и затейливо раскладывал их на огромной тарелке. Затем украшал блюдо разнообразными ингредиентами, причём не всегда съедобными. Его в большей степени привлекала визуальная эстетика. Он считал: то, что он ест, должно выглядеть максимально привлекательно.

Конечно, это правило не распространялось на «темные» периоды, когда он жил впроголодь и был рад каждой хлебной крошке.

Вот и сейчас он увлеченно конструировал новое блюдо.

Когда он дошел до самого ответственного момента – постройки маленькой пирамиды из длинных кусочков моркови и одновременного придумывания вычурного названия своего кулинарного шедевра, его вниманием наглым образом завладела из ряда вон выходящая странность.

Неожиданно из-под кухонного гарнитура выскочила мышь. Она жалобно запищала и, перевернувшись на спину, конвульсивно задергала лапками. Вскоре она затихла…

«Хрень какая-то», – со злостью выдохнул Туманов, нервно передернувшись. Писателю пришлось отложить любимое занятие и позаботиться о наведении порядка. Но как только он, вооружившись веником и совком, намеревался избавиться от дохлой мыши, она исчезла. Будто ее вовсе и не было.

«Галлюцинации? – напрягся Туманов. – Не к добру это… Ох, не к добру…»

Его кулинарный пыл тотчас угас, и он чисто механически принялся поглощать недостроенную конструкцию, всё еще неназванного нового блюда вечера.

С тарелкой в руках писатель задумчиво прохаживался по дому. В какой-то момент вилка так и застыла на полпути, не добравшись до его рта. Туманов с удивлением заметил на своем рабочем столе старую керосиновую лампу. Стекло ее было изрядно закопченным, а сам допотопный светильник выглядел так, будто его долгое время хранили на заброшенном чердаке. Толстые слои пыли и ржавчины надежно укутали ламповое «тело».

«Кто-то из знакомых подшутил, – с вероятной долей уверенности предположил Туманов. – Сюрприз вроде как…»

Нужно сказать, что всякого рода приятели и приятельницы раньше частенько захаживали к нему в гости, бывало, что и без его ведома. В былые времена он гостеприимно раздавал ключи от своего жилья близким людям. Но их давно не было видно. Крепкие дружеские связи постепенно потухли и истлели, словно сгнившая веревка.

«Ну и хорошо. – Туманову даже стало радостно от такого необычного знака внимания. – Но могли хотя бы немного почистить свой подарочек!»

Отставив тарелку с недоеденным ужином, писатель, схватив лампу, вертел ее перед носом и пристально разглядывал.

Старинная штуковина из стекла и металла выглядела довольно простовато, никакими дизайнерскими изысками не обладала. Вот только едва заметные неизвестные символы на корпусе вызвали любопытство писателя. Правда, ненадолго, Авдей почему-то решил, что символы оставил первый владелец лампы – пометил свое имущество под действием собственнических мотивов.

Туманов потряс лампу – ничего не булькало, внутри было пусто. Он попытался отсоединить стекло, но оно не поддавалось. Прикладывать значительные усилия он не решился, опасаясь повредить хрупкую колбу. Авдей заглянул через горлышко внутрь – фитиля в горелке не было.

Немного подумав, Туманов всё-таки решил привести лампу в божеский вид. Однако никакие старания и никакие чистящие средства не сумели хоть как-то воздействовать ни на лампу, ни на прокопченное стекло.

С изумлением Авдей снова вертел ее перед собой и не решался выпустить из рук.