Туманову повезло – скамейка была пуста.

Он плюхнулся посередине деревянной конструкции, чтобы дать понять всем, кто сюда забредет, что территория основательно занята: свободных мест нет. Не спеша засунул руку в карман и извлек свои «дары». Широким взмахом щедрой руки его угощения рассыпались на светлой широкой дорожке праздничным банкетом.

Птицы не заставили себя долго ждать, они слетались к кормильцу поодиночке и попарно, в считанные секунды их собралась приличная стая. Вот только едва приблизившись, голуби, даже не ухватив ни крошки, шарахались от Туманова, испуганно хлопали крыльями и торопливо разлетались в разные стороны к полному недоумению Авдея.

Лишь один черный ворон бесстрашно подлетел к нему и медленно похаживал кругами, склоняя голову набок и сверля Туманова своими жуткими зрачками…

Писатель нервно поежился, вскочил и поспешил прочь из парка.

***

Пусть на нынешнем этапе жизни Авдею не приходилось жить прямо так уж и впроголодь, но стесненность в средствах, которую он постоянно испытывал, заставила его выработать ряд неприятных привычек. Одна из них заключалась в том, что он ходил в ближайший магазин, где можно было найти относительно дешевые продукты во время специальных акций, строго один раз в неделю. Если в этот временной промежуток ему требовалось прикупить чего-то еще, то Туманов отправлялся в другой магазин, даже если приходилось потратить на дорогу значительно больше времени.

Почему он так поступал?

Существует мнение, будто бы писатель должен обладать неким особым многогранным мирочувствием, иначе он не сумеет достойно и полноценно творить. Туманов, к своему сожалению, понимал, что он в состоянии испытывать только особую стыдливость. Ему было стыдно покупать скудный набор дешевых продуктов, ему было стыдно толкаться среди таких же, как и он, нищих людей у полок с уцененными товарами. Ему было стыдно за свою жизнь, которую он строил-строил, но так и не выстроил, в которой он лавировал, лавировал, но так и не вылавировал. Стыдно за то, что он не выбрался на тот жизненный уровень, который принят в нынешнем обществе за некий образец с всякими там скрепами и священно-гражданскими обязанностями.

Каждый раз Туманов остро переживал томительное топтание в очереди у кассы и, краснея, как неискушенная девица, прятал от чужих глаз содержимое своей потребительской корзины. А когда продавщица, медленно и будто внутренне посмеиваясь, наконец-то пробивала его покупки, он, как ему казалось, под надменными взглядами владельцев тугих кошельков (конечно, если их сравнивать с его дырявыми карманами) пулей вылетал на свежий воздух…

Его старый домик находился на самой черте города. Это жилище он купил, когда у него неожиданно появилась приличная сумма. Дом ему сразу понравился и Туманов даже не стал рассматривать другие варианты.

К слову сказать, писатель любил именно окраины, за свою неторопливость и относительную тишину – за всё то, что отличает окраины от бурлящих центральных районов.

Позывов поработать не возникало, и Авдей с головой погрузился в приготовление ужина. Из минимального набора добытых продуктов он всякий раз изобретал какое-то новое блюдо. Возможно, все его творческие ресурсы уходили именно на это, а не выливались на «бумагу» монитора. Но в столь животрепещущей потребности насытиться пищей не только физиологически, но и с эстетическим удовольствием, он не мог себе отказать. Крайности и ограничения в таком важном процессе, как, собственно, и во всём другом, он не любил. Туманов не хотел бездумно поглощать просто яичницу или жареную картошку, а желал вкушать «изысканные кушанья», наслаждаясь пусть и не вкусовыми качествами (его кулинарные способности, честно говоря, были совершенно никудышными), а их необычным видом и названием.