– Ма, – я беру ее за рукав и останавливаю. – Ты вовсе не жалкая. И не одинокая, я всегда с тобой.

Подруга горько ухмыляется и опускает глаза.

– Крис, ты же понимаешь, что это не то? У тебя есть семья, муж. Даже если у вас не ладиться, главное – вы есть друг у друга. Не пройдет и пары месяцев, зуб даю, заведете ребенка. А я так и останусь одна.

Не сговариваясь, мы продолжаем двигаться по брусчатой дорожке вдоль воды. Я беспокойно перебираю в голове варианты, что можно ответить подруге, но, как назло, ничего не приходит на ум. Еще метров пятьдесят мы молча идем, пока не выходим к маленькому мосту через реку. Поднимаемся на него и останавливаемся на смотровой площадке, откуда открывается вид на утомленный серый Екатеринбург. Тяжелое небо опустилось совсем низко. Его бесконечное хмурое полотно уже не в силах прорвать ни солнце, ни воткнутая подобно игле башня Исеть.

Вода, прорывающаяся через плотину, не шумит, как обычно, а наоборот стекает по камням медленно, лениво, подобно киселю. Пышные деревья, давно потерявшие последние желтые листья, растянулись густой полосой вдоль воды. Их голые ветви сплетаются между собой, будто гигантская паутина. Ветер усиливается, и деревья раскачиваются из стороны в сторону, натужно скрипя и стуча ветвями друг об друга. Этот печальный пейзаж разбавляют разве что яркие пятна домов и машин, кишащих на улицах – главных артериях города.

Разворачиваюсь спиной к воде и упираюсь ладонями в ограждение. Впереди на фоне пасмурного неба едва виднеется ажурный купол цирка и еще один небоскреб, больше похожий на лезвие ножа.

Мимо меня проносится мамочка с коляской. Ее серое уставшее лицо не выражает никаких эмоций. Непроизвольно примеряю роль матери на себя. Стали бы мы с мужем тогда счастливее? Был бы ребенок для нас спасением и шансом снова обрести семью?

– Ты думаешь, ребенок исправил бы нашу с мужем ситуацию?

Ма поворачивает голову и смотрит на меня так, будто бы я сказала глупость. Поджимаю губы и уже не жду ответа.

– Прости, но это самая тупая мысль, которую я от тебя слышала. Ты хочешь завести в вашей паре третьего человека. Так не проще ли оставить все как есть и смириться с любовницей мужа?

– Это не одно и то же.

– Ребенок займет твое время и мысли. Мир одновременно бесконечно расширится и свернется в кольцо вокруг одного человека. Ты больше не будешь принадлежать себе, потеряешь свободу. В конце концов, точно так же влюбишься, пускай и в маленького человека. По мне, так очень похоже.

– И откуда ты столько знаешь про детей?

– Всякое в жизни было, – загадочно отвечает Ма. – Да и ты, знаешь ли, не единственная моя подруга. Я разных историй наслушалась, а выводы сделать несложно.

Философский вид Ма меня подбешивает.

– Зато в случае чего я буду не одна.

– Точно. Навсегда не одна. Осталось решить, что для тебя важнее: ребенок или свобода? Что-то мне подсказывает, что второе.

Слова Ма сильно задевают меня. Не задумываясь, режу в ответ:

– У меня хотя бы выбор есть.

Понимаю, что прозвучало больнее, чем рассчитывала. Мама учила меня думать, прежде чем говорить. Куда же подевалась вбитая в меня ремнем воспитанность?

– Прости, – придаю себе максимально извиняющийся вид, – это было грубо. Я так переживаю и циклюсь на своей проблеме, что у меня буквально сносит крышу.

Ма принимает мои извинения. Понимаю это по мелькнувшей на ее губах улыбке. Выдыхаю. Оставшуюся прогулку мы болтаем ни о чем.

Возвращаюсь домой пока светло: не люблю передвигаться по городу в сумерках. Всему виной плохое зрение, заработанное бесконечным сидением перед ноутбуком и с телефоном. С приходом темноты я чувствую себя слепым котенком, запертым в гигантской коробке. Предпочитаю избегать такого состояния, потому с приходом зимы тороплюсь вернуться домой до пяти-шести вечера.