Келли Мордок домой так и не вернулся. Ни через день, ни через два, ни через неделю. Ушёл в лес, и нет человека. Похоронили, что осталось – растерзанную одежду, рядом с которой обнаружили топор, вымаранный в густой и до черноты тёмной крови.

– Видать, отмахивался от кого-то, – болтали на похоронах. – Попал, да толку чуть. Жаль парня, молодой совсем.

– А сколько ему хоть было?

– Двадцать семь.

– Ох жизнь… Как же ребятня теперь без защиты?

***

После похорон задумчивый Магнус в одиночестве сидел за столом, сосредоточив взгляд на свечном огоньке. Стояла глубокая ночь. Из комнаты, натягивая на плечи платок, в одной тонкой рубахе вышла Айна.

– Магнус, – она присела рядом на лавку и заглянула ему в глаза.

По взгляду, обращённому внутрь, поняла – он её не услышал.

– Магнус, – позвала она снова и легонько похлопала по плечу.

Он вздрогнул, повернулся.

– М?

– О чём ты задумался?

Мордок поёрзал на лавке, вытянул ноги.

– О ней, – вздохнул он.

– О Хельге?

Он покачал головой:

– О Наринге.

Айна нахмурилась.

– О её проклятии, – проговорила она и села ровно.

В тишину вторглась далёкая собачья брехня. И снова всё стихло. Мордок вопросительно посмотрел на жену.

– Ты знала?

Айна расправила на коленях рубаху.

– Знала, нас ведь касается. Весь Грейстоун знает. Помнят не все.

– Касается, – повторил он отстранённо. И вдруг сел к ней вполоборота, схватил за руки и с горячностью заговорил: – Ты веришь? Скажи, веришь в то, что она нам напророчила.

– Я не знаю, – честно призналась Айна. – Но, если это так… – на бледном лице беспокойно замерцали глаза. – О боги! Магнус, Лансу ведь тоже двадцать семь было… когда он…

Не в силах договорить, она замолчала.

Порывисто прижав её к груди, Мордок сурово посмотрел на окно, за которым стояла глубокая осенняя ночь. Айна, устроила голову у него на плече и поджала губы. На ресницах заблестела влага.

– Я гоню от себя эти мысли, родная. Постоянно гоню. Только зачем я это делаю, не понимаю. Ведь мне и гадать ни о чём не нужно. Всё ясно как белый день. А всё равно до последнего принимать не хочется.

– И вот ехали они также по той стороне Студёной. А уже ночь подбиралась.

– Ххе-х, – усмехнулся мужик, слушая очередную байку товарища. – Додумались тоже.

– Ага, – поддёрнул тот поводья, понукая лошадей бежать шибче. – Слышат, в кустах как завоет. И на дорогу волчара размером с быка выскакивает.

Услышав такое, спутник упал на солому и зашёлся буйным хохотом. Закашлявшись, он перевернулся набок, кое-как отдышался и приподнялся.

– Ну ты ври, да не завирайся, – попросил он, садясь, и с надсадным стоном утёр выступившую слезу. – Размером с быка.

– Да я, что ли, это придумал! – возмутился мужик. – Рассказываю, как мне рассказывали.

– Ладно-ладно, – примирительно сказал товарищ. – Ну и чего дальше сказывали?

– Ну так вот, у этих душа в пятки, коней хлещут. Те вперёд как дристанули. А зверь этот бежит следом, не отстаёт. Сам чёрный, шерсть по земле болтается, слюнями брызжет, когтями землю вспарывает. А из глаз огонь!

– Да ну!

– Вот те и да ну. Говорят, это сам Атсхал. Он время от времени шкуру звериную на себя напяливает и по лесам шастает. Ловит тех, кто шибко согрешит. Вроде как злится сильно после дурных людских поступков. Во!

Товарищ сунул в рот соломинку и, покусывая, с прищуром поглядел на возницу.

– Ну так тебе, получается, в лес тогда вообще соваться нельзя, – заявил он.

– Чего это? – вытянулось у того лицо.

– Да ты ж у нас на селе наипервейший грешник. Кто на той неделе Блэйку бодяжный ром впарил, а во время отлучки соседа бабу его пугливую всю ночь охранял.

– И что? Я ей овёс толочь помогал.