Но вернемся к тому утру 1960 года, с которого мы начали этот рассказ.

Проходил Аристов привычным маршрутом, не позволял себе ускорить шаг и все-таки испытывал какой-то зуд. Он-то знал из-за чего: хотелось поскорее получить информацию о том, как прошла ночь. Не только здесь, в городе, но и во всей республике. Войдя в свой небольшой кабинет, сразу взялся за сводку. Глаза бегали по неровным строчкам. Драка в общежитии… Обворован газетный киоск… Дебош в ресторане… Как будто ничего особенного. А это что?! Почему не позвонили?

– Почему не позвонили? – вопрос уже был задан сдающему ночную вахту дежурному по горотделу.

– Мы думали, наши городские разберутся.

«Городские» – это значило те, кто работал в городском отделе уголовного розыска.

– Городские, городские! А мы что, деревенские?.. Сколько раз я говорил: если убийство, то докладывать немедленно.

– Будить?

– А что же, по-вашему, в четыре часа утра я должен кофе распивать или в шашки играть? Конечно будить!

Эта тирада была длинновата для Аристова, который не любил зря тратить слова. Чаще отмалчивался. А если уж говорил, то по существу, ограничиваясь самыми необходимыми репликами. Потому-то сейчас, будто устыдясь своего не в меру длинного монолога, вдруг умолк. Теперь он был полностью поглощен существом дела: размышлял о том, кого надо подключить и зачем.

А произошло следующее. Ранним утром двадцать девятого июня сторож Петрозаводского парка культуры и отдыха, проходя по аллеям, обнаружила в глухом месте труп неизвестной девушки.

– Ничего себе, глухое место, – заметил старший оперуполномоченный Петр Иванович Стрелков. – От нового театра метров двести, а от угрозыска четыреста…

– Глухие места потому и глухие, что не знаешь, где они находятся: у Белого моря или в городском парке. Так что действуйте. Впрочем, я с вами…

Так бывало очень часто. Говорил «действуйте», но в действиях этих принимал самое непосредственное участие. Для начала выслушав, что говорили подчиненные, какие они делали выводы, сам же с выводами не торопился, пока по-настоящему не разобрался в деле.

Но остановимся на деталях – тех, что получили отражение в документах. Тело неизвестной обнаружили между спортивной площадкой и забором в мелком березняке. Черная земля вокруг была усыпана осколками кирпича. Поблизости стояли две скамейки на железных ножках. В результате тщательного осмотра нашли две слипшиеся мокрые пачки из-под сигарет «Лайка», обрывки разорванного письма. На листьях ближайших кустов виднелись красные брызги чего-то, похожего на кровь. Такие же брызги были и на дереве. Среди мелких обломков кирпича было два крупных со следами крови. Под скамьей скомканный бланк товаро-денежного отчета Ильинского сельпо8, заполненный синими чернилами. Убитая лежала на животе. Тело было прикрыто пальто.

Все было сфотографировано в таком виде, как обнаружено утром. В том, что девушка убита, сомнений не было. Об этом свидетельствовало множество ран на голове и лице, нанесенных, наверное, тем самым кирпичом, еще два колотых ранения в область сердца и сонной артерии.

Первоначальный осмотр одежды убитой ничего не дал. Ни документов, ни денег при ней не было. По-видимому, насилия над девушкой не было совершено. Но это должны еще подтвердить эксперты.

– Ограбление? – полуутверждающе, полувопрошающе сказал Стрелков.

– Не будем торопиться с выводами, – откликнулся Аристов.

– Вот мы говорим – вещество, похожее на кровь, а тут и без всякой экспертизы ясно, что кровь, – заметил Стрелков.

– Увидим.

Короткие реплики, короткий обмен мнениями. И еще – стремление не пропустить ни одной детали, может быть, ничего не значащей на первый взгляд. Такая это работа. И, глядя со стороны, никто бы не подумал, что эти люди, закаленные в борьбе со злом, профессионалы, занимающиеся расследованием наиболее тяжких преступлений, испытывают сейчас чувство безмерной жалости к этой неизвестной девушке, жизнь которой была так жестоко оборвана.