Я вглядывалась в абстракцию на стене из каких-то кубиков, линий и, ничего не поняв, подумала: «Тоже мне художество! Чертовщина какая-то», а хозяйке сказала:
– Фаина Аркадьевна, можно мне заглянуть в комнату, где проходят съёмки?
– Конечно, Оля, осматривайся. Да, можешь быть свободна. Завтра приходи сюда часам к девяти, а после отправитесь к поэту.
– Хорошо!
Вся студия состояла из вестибюля, трёх комнат и туалета. Самым большим и необычным оказалось помещение для проведения съёмок. Я долго оглядывалась вокруг, рассматривая каждый предмет, реквизит. Одна стена была выложена из красного облицовочного кирпича. Возле неё стоял стеллаж с поделками народных умельцев – опять же из берёсты, дерева, сушёных цветов. Стена напротив (с окном на улицу) была ровная, розового оттенка и с видами природы на фотообоях. Тут же стояли два кресла и столик посреди. Возле третьей стены находилась большая русская печь, беленькая, со шторкой. Я не могла понять, настоящая она или это муляж. Вроде настоящая, и даже в топке сажа, а может, используется как камин. На стенах по обе стороны от неё имелись два декоративных деревянных окошка (муляжа) с занавесками и цветами на подоконниках. Была ещё одна стена – с окошком в другую комнату, аппаратную.
– Ну как вам у нас, нравится? – неожиданно спросил Андрей, стоя в дверях проёма, на что я вздрогнула и, повернувшись, ответила:
– Да, нравится!
В окошке я вдруг увидела ещё одно улыбчивое лицо – Михаила. Как-то совсем растерявшись от неожиданности, я направилась к выходу, а мужчина встал на моём пути, но, услышав из дальнего кабинета голос заведующей, не относящийся к нам, отстранился и дал пройти.
– Ладно, до свидания всем! – проговорила я и, услышав от Андрея ответ: «Пока», вышла наружу.
«Вот теперь можно облегчённо вздохнуть, – подумала я, вдохнув глоток свежего воздуха. – Понятия не имею, как завтра буду работать с этим человеком. Начнёт приставать – точно получит».
На улице было мрачно от больших тёмных и тяжёлых туч, казалось, вот-вот польёт дождь. Ветер трепал волосы и одежду.
«Путь до дома неблизок. Надо непременно поспешить, а то ветровка и брюки промокнут до нитки», – думала я, быстро перебирая ногами.
Под утро ударил морозец. Лужи и ручейки стали зеркальными от ледяного стекла и звонко похрустывали под ногами, но я этого не замечала, так как была встревожена и взволнована.
Мужчин на месте не оказалось, лишь Фаина Аркадьевна сидела в своём кабинете и что-то писала. В сонной, глухой тишине тикали настенные часы, а за окном шумел ветер.
– Здравствуйте! – сказала тихо я, заставив вздрогнуть сидевшую за столом полусонную женщину.
– Ох, Оля! Здравствуй! Ты меня напугала! – ответила она, слегка улыбнувшись. – Присаживайся. Там случайно работничков наших не видела? – И, услышав отрицательный ответ, продолжила: – Отправила их час назад по делам, вот до сих пор жду. А пока рассмотри вопросы. Хочешь – запоминай, хочешь – нет, – проговорила хозяйка и протянула листок с напечатанными вопросами.
У меня тут же перехватило дыхание, а по всему телу побежали мурашки.
«Надо взять себя в руки!» – подумала я. – А иначе у меня ничего хорошего не получится».
Опять наступила томительная тишина. Вникать в напечатанное было очень сложно из-за сильного волнения, мешавшего сосредоточиться. Меня мучил и беспокоил лишь один вопрос: осилю я это дело или нет? Но рассказать о внутреннем волнении кому-либо, в особенности Фаине Аркадьевне, боялась. Это словно признать себя нетрудоспособной.
«Пусть всё идёт своим чередом».
Приглушённые голоса, доносившиеся из коридора, становились отчётливее и разборчивее – Михаил с Андреем возвращались с задания. У Андрея в руках была камера, а у Михаила – стопка видеокассет.