По праву моей ненависти Лана Вейден

1. ГЛАВА 1

Часть 1. АД

Ветер рвет листья с ясеня

За месяц до срока.

Утихни; жесткость твоя

всего лишь рождает музыку:

творит красоту распада,

поэзию краха.

Билли Холм, «Август в Уотертоне, Альберта».

Глава 1

А.Д.

Чумазую девчонку в потертых ботинках звали Эмилия.

Эмилия Петрова — сочетание такое же нелепое, как яркая помада на губах пятиклассницы. Как ванильный привкус у кофе. Или как ботинки в августе.

Хотя в ту ночь мне было на это плевать: тогда я даже имени ее не знал.

И уж тем более не мог предположить, что Эмилия Петрова собирается меня убить.

В начале первого я вышел из дома. Дождь к тому времени прекратился, успев превратить тропинку в месиво из грязи, пожухлой травы и мусора, так что к дамбе пришлось идти по дороге.

«Кувшинка» — так эту дамбу называют местные. Говорят, с высоты она похожа на этот цветок, но я никогда не видел ее с высоты, а вблизи это место напоминает зону отчуждения: запах сырости, уродливые бетонные плиты, с которых хлопьями свисает облупившаяся зеленая краска, и кучи мусора.

Дамба делит район на две части. С одной стороны, за кирпичными заборами, торчат светлые домики с черепичными крышами. С другой — жмутся друг к другу угрюмые серые гостинки.

С утра до вечера дамбой и окрестностями завладевают жители гостинок: рыбаки с кожей цвета вяленых томатов, мамаши с орущими детьми, собачники и влюбленные парочки.

Ночью обстановка не лучше: того и гляди набежит стая бездомных шавок. (Однажды одна из них до крови разодрала мне правую лодыжку, но уколы я делать отказался).

Рыбаков сюда манила возможность сбежать от жен, мамаш — иллюзия свежего воздуха, собачников — простор, а парочек — сомнительная романтика.

Меня не привлекало ничего. Я терпеть не мог эту дамбу так же, как не мог терпеть любое другое место в этом городе.

И все же — меня туда тянуло.

Пройти к дамбе можно разными путями: вдоль кирпичных заборов по освещенной асфальтовой дороге, по мощеным пешеходным дорожкам, по заросшим камышами тропинкам вдоль берега реки.

Последний вариант мне нравился больше — тем более, что людей, к счастью, я там никогда не встречал.

Прогулка быстрым шагом от дома занимала минут десять. Оказавшись на месте, я доставал фляжку с кальвадосом.

Раритет, чистое серебро, Лондон, начало прошлого века, — продавец с Нашмаркта в чем только не клялся, пытаясь всучить эту покарябанную штуковину.

Честно, мне было плевать. Я купил ее потому, что понравилась гравировка — Будда с прищуренным глазом и улыбкой Джоконды. Когда я подходил к краю дамбы, делал пару глотков и ставил фляжку на бетонный лепесток, улыбка Будды из загадочной становилась одобрительной. Похоже, ему нравилось вдыхать сырой воздух и смотреть на блеклые разводы фонарей в чернильной воде — будто грязная речушка была интереснее Лондона и Вены.

Надо сказать, Будда оказался идеальным собутыльником: мы понимали друг друга без слов.

Когда после нескольких глотков его прищур из добродушного становился ехидным, я понимал: пора возвращаться, и даже не пытался спорить.

Конечно, наши дела не всегда шли гладко. Бывало, возникали помехи, которые, впрочем, легко устранялись.

Что тут скажешь? Нирвана.

Однако с той ночи, когда появилась Эмилия, все пошло наперекосяк.

Конечно, тут есть и моя вина, но кто бы мог предположить, что девчонка настроена так решительно. Эмилия не просто хотела меня разоблачить — она собиралась отнять все, что у меня есть.

Включая мою жизнь.

Тогда, конечно, я этого знать не мог. Хотя неладное почувствовал сразу.

2. ГЛАВА 2

А.Д.

Я увидел ее издалека — застывшая хрупкая фигурка у бетонного парапета на краю дамбы. На моем месте! Ночью!

Внутри вспыхнуло раздражение.

Ни один человек по доброй воле не придет сюда в такое время. Если он, конечно, не спятил. Связываться с сумасшедшей не хотелось, поэтому я едва не повернул назад, но почему-то передумал.

Ну уж нет. Пусть сама убирается.

Пнув пластиковую бутылку, я ускорил шаг. Подошел ближе и остановился. Фигурка по-прежнему не двигалась.

Теперь я мог рассмотреть ее получше: мелкая девчонка в нелепом вязаном кардигане и джинсах. Правая рука — в кармане, на плече — бесформенная сумка, темные волосы собраны в пучок.

Девчонка делала вид, что смотрит вдаль, любуясь живописным пейзажем — словно вышла на прогулку в солнечный денек. Только вот ни солнца, ни чудесного пейзажа вокруг не наблюдалось — лишь серые бетонные плиты, бесконечная черная вода и дрожащие на ней отблески лунного света.

Все это было чертовски неправильно. И чертовски злило. Нащупав в кармане фляжку, я несколько раз провел пальцем по гравировке. Потом вытащил сигареты и закурил.

Нас разделял десяток шагов. Конечно, девчонка прекрасно слышала, как я приближаюсь. Слышала грохот бутылки по асфальту. Видела, что теперь я стою неподалеку. Однако притворялась, будто ничего не видит и не слышит. Ни разу — даже мельком — не взглянула в мою сторону.

Нестерпимо захотелось схватить ее за шиворот, как следует потрясти и сбросить в реку. Но вместо этого я стряхнул пепел и вдавил окурок в бетон.

— Что-то тут слишком холодно. Может, хочешь согреться? — во мне проснулся злой азарт: сбежит или нет, если я начну приставать?

Скажем прямо: в ее интересах было сбежать. И как можно скорее.

После моих слов девчонка вздрогнула, а я почувствовал какое-то глупое облегчение.

Испугалась — значит, не совсем сумасшедшая. Это хорошо.

Однако она не бросилась бежать, как я ожидал, а резко развернулась, подошла ближе и, запрокинув голову, уставилась прямо мне в лицо.

Как там в дурацких книжках описывают «судьбоносный миг»? «Сердце рухнуло в бездну, а по телу будто пробежал электрический ток»?

Очень смешно. Ничего такого я и близко не почувствовал.

Да, девчонка была красивой, но женская красота меня уже давно не волновала: я лишь машинально отметил бледность кожи и грязные разводы на левой щеке.

А затем случилось неожиданное: в ее взгляде мелькнуло отвращение.

«Она знает, кто я!» Мысль была дикой, и я сразу ее отбросил — нет, невозможно! Но должен признать: ни одна женщина еще ни разу в жизни так на меня не смотрела. Хотя и стоило.

Вдоволь насмотревшись, девчонка отвернулась и снова уставилась вдаль. А потом, не глядя в мою сторону, сказала:

— Да. Хорошо.

Голос прозвучал неуместно-мелодично для такого мрачного места.

— Что? — глупо переспросил я.

— Я согласна. Согреться.

И тут — едва ли не впервые в жизни — я растерялся. Как странно она на меня смотрела! А теперь согласна — на что? Переспать?

Зачем?

Впрочем, это было не важно. Главное, что я не хотел с ней связываться и уж тем более вести к себе домой.

И что теперь делать?

Я зачем-то взглянул на ее ноги. Опять подумал, какая же она странная — напялила летом ботинки, да еще такие старые и облезлые.

Девчонка молчала, вцепившись левой рукой в тесемку тряпичной сумки. Правую из кармана она так и не вытащила.

И я вдруг сказал:

— Ладно, пошли.

Она лишь кивнула в ответ.

Я повел ее через заросли, все еще надеясь, что она испугается и сбежит. Под ногами чавкала грязь и хрустели ветки, в свете луны поблескивали осколки стекла, банки из-под пива и надорванные упаковки от презервативов.

Интуиция выла сиреной: «Какого черта происходит? Что ты творишь? Прекрати немедленно!»

Но я продолжал идти.

Каждый раз, мысленно возвращаясь к тому вечеру, я спрашиваю себя — зачем я это сделал?

Сейчас можно придумать множество объяснений. К примеру, я бы мог сказать, что это был вопрос не цели, а ценности. Что какое-то шестое чувство подсказало, будто эта сумасшедшая может что-то изменить. Однако правда состоит в том, что я не верю в подобную муть. И объяснения этому дурацкому поступку, наверное, не будет никогда.

Пока я шел по тропинке, девчонка, опустив голову, плелась рядом. Она едва переставляла ноги: в каждом ее шаге чувствовалась обреченность, и я с усмешкой подумал — наверное, именно так идут на эшафот приговоренные к казни.

Только вот тогда я даже не подозревал, что приговоренный здесь — я.

3. ГЛАВА 3

Эмилия

(Два месяца назад)

Если бы еще полгода назад кто-нибудь сказал Эмилии, что она решится на убийство, она сочла бы этого человека сумасшедшим.

Еще в детстве, когда Марго била сложенной газетой залетевшую в комнату муху, Эмилия жмурилась и прижимала ладони к ушам, чувствуя, как в груди всё сжимается, а к горлу подступает тошнота.

Сама Эмилия мух никогда не убивала — могла лишь носиться за ними по комнате, пытаясь выгнать их в открытую форточку. Если же по ночам ей мешали спать комары, она только отмахивалась от них или обреченно натягивала на голову одеяло, предпочитая обливаться потом до самого утра.

Гуляя в парке, Эмилия внимательно смотрела под ноги, чтобы нечаянно не раздавить какого-нибудь жучка. Мясо она, конечно, тоже не ела.

— Мне кажется, это глупо, — однажды сказала Кейт, уплетая сочный бургер из ресторана своего отца.

В тот день они устроили пикник на заднем дворе. Кейт, в джинсовых шортах и майке, развалилась в шезлонге. Уголок ее рта был испачкан кетчупом, похожим на запекшуюся кровь.

Эмилия была в привычном черном платье с белым воротничком. Сидела прямо, как когда-то учила Марго, смотрела на солнечные блики в бассейне и ела черешню, наслаждаясь густым медовым вкусом на языке.

— Природой устроено так, — не дождавшись ответа на свою реплику, упрямо продолжила Кейт, — что сначала мы кого-то едим, а потом кто-то ест нас. Против природы не попрешь. Сама подумай, всё по-честному — круговорот жизни и смерти. Кстати, на эту тему у Заболоцкого стихотворение классное есть, почитай.