За день Максу удавалось написать от пяти до десяти текстов. Это были маленькие новостные заметки в несколько абзацев, причём структура их была жёсткой, как железный гвоздь. Заголовок, лид (первый абзац статьи, цель которого – захватить внимание читателя), источник, цитата, контекст, подробности, бэк (фон, на котором происходят события). Только в таком порядке, никак иначе, за отход от канона – расстрел на месте. Отшлифованные до блеска кусочки информации один за другим вырывались из-под пальцев десятков людей за компьютерами и попадали в новостной терминал, на который было подписано множество газет, госучреждений и других информагентств по всему миру. Каждая третья новость из терминала переносилась на главный сайт, который прочитывали ежедневно миллионы человек. Всё написанное за день рождало определённый мир, некое фиксированное пространство, в котором можно было довольно комфортно существовать. Макс догадывался, что, пока это пространство не разорвано на части встречными потоками «чужих» новостей, существующий в России порядок незыблем.

Весь день с поздней ночи и до вечера следующего дня гул стучащих клавиш в Агентстве не умолкал ни на минуту. Уходя с работы, Макс еле передвигал ноги – ему казалось, он целый день пахал плугом поле. Он написал восемь текстов, пять про упавший Боинг и три – про очередную волну санкций Евросоюза. Переполох вокруг катастрофы только начался, а его уже тошнило от всего этого. Разумеется, многочисленные бездоказательные обвинения Запада о причастности России к катастрофе ему приходилось жёстко фильтровать, но уже то, что каждая вшивая газетёнка на английском старалась хоть как-то поддеть президента и русских, его дико раздражало. Нужно было срочно разгрузить мозг, и он отправился в свой любимый «Жан-Жак» в Китай-городе, где его ждали Прок и Поля, его друзья.

– А вот и наш бумагомаратель, – ухмыльнулся через густую бороду с закрученными кверху усами Серёга Прокопьев, или просто Прок. В руке его поблескивал бокал с красным вином. Шато Рейссон 2009, два косаря за бутылку – машинально подметил Макс.

– Я в последний раз писал на бумаге, когда подавал заявление на журфак, – хмыкнул он, садясь напротив Поли. – Почерк у меня щас, наверное, как у первоклассника.

– И это корреспондент одного из крупнейших Агентств нашей необъятной родины. Куда катится мир? – прикрыла глаза ладонью Поля, так что её густые чёрные кудри зашевелились, как змеи.

– Миру определённо скоро конец, так что предлагаю за это выпить, – сказал Прок, налил вина в пустой бокал Максу, и они чокнулись. Вино оказалось кисловатым, но Макс не подал виду, так как платил за бухло не он.

– Ну, как там ваши с Боингом сегодня? – спросил Макс, бросив взгляд на Полю. Она была редактором пользовательского контента на сайте московской либеральной радиостанции.

– Не спрашивай, это какой-то адок. Мне пришлось переться на работу вчера в десять вечера, когда я тебе написала, и разгребать всё это вместе с остальными, хотя это вообще даже не моя тема! Удалось поспать несколько часов на диванчике, а потом опять вкалывала до вечера. Главред меня только час назад отпустил.

– То-то я смотрю, ты похожа на труп из последней серии «Ходячих мертвецов», – съязвил Макс и тут же больно получил увешанным перстнями кулаком в плечо. – Ай! Ты хоть кольца снимай, когда бьёшь! А то нашим завтра придётся выпустить новость под заголовком «Корреспондента Агентства до смерти избил либерал из пятой колонны».

– На себя посмотри, крымнашист, – буркнула Поля.

– Да вы вообще, журналюги, офонарели, скоро в глотки друг другу вцепитесь. Уж насколько у меня работа собачья, а такой грызни нет, – проговорил Прок, закручивая усы. Он работал «трэйни асоушиэйт» в одной крупной международной юрфирме и очень злился, когда его должность переводили на русский язык – «юрист-стажёр».