– Я… Мне знаком крой вашего жакета, – рискнула Лиза, вспомнив разговоры с любительницей приодеться Инге. – «Живанши», верно?

– Нет, это мой эскиз, – пояснила Герда, оглаживая полы жакета, – но да, я вдохновлялась «Живанши». Четыре года назад я пыталась получить визу, чтобы съездить во Францию и посмотреть весенние коллекции Живанши, Диора, Шанель, Баленсиаги… Я не была в Париже… ой, с самого детства. Увидеть город во всей красе… – Она улыбнулась и слегка покраснела, и Лиза вдруг разглядела в ней ту самую молоденькую девушку, которой Герда когда-то была, но тут портниха опять нацепила на нос очки, отчего иллюзия мигом рассеялась. – Но, конечно, сейчас нам и в Восточной Германии есть чем вдохновляться. – Она многозначительно замолчала.

– Э… да, разумеется, – кивнула Лиза, вздрогнув от столь резкой перемены в голосе собеседницы. – Я и сама всегда листаю «Сибиллу», чтобы следить за модными новинками.

– Многие мои клиентки тоже так делают. – Герда подвинула к ней журнал, на глянцевой обложке которого красовалась женщина в голубом жакете и шали. – Приносят мне фотографии из «Сибиллы», а я беру их за основу и создаю эксклюзив, – улыбнулась она. – Пусть цель у нас общая – создать государство рабочих и крестьян, – но ни одна женщина не захочет прийти в оперу и увидеть кого-то в таком же платье, как у нее.

Лиза взяла журнал и полистала его. «Сибилла» пользовалась огромной популярностью среди женщин Восточного Берлина и считалась образцом стиля и вкуса для тех, кто не хотел ограничиваться ассортиментом государственных универмагов. Лиза задержала взгляд на фотографии двух девушек в элегантных юбках, жакетах с круглыми воротничками и шляпках клош.

– Мне особенно нравятся вот эти модели.

– Правда? – изогнула бровь Герда. – А что ты в них изменила бы?

– Пожалуй, заменила бы воротнички более острыми… – задумчиво протянула Лиза, внимательно изучая одежду на снимке, – и еще укоротила бы юбку, чтобы была не до середины икры, а до колена.

– Ну тут уж, конечно, зависит от фигуры клиентки. Я шью вещи под конкретных заказчиц, фройляйн Бауэр. Что бы там ни говорили эксперты из Немецкого института моды, не каждая женщина стройна. – Герда сняла очки и отложила их в сторонку, и Лиза поняла, что первую проверку прошла. – Что ж, дорогая, твой отец очень помог мне в военные годы, так что я дам тебе шанс. Но трудиться придется много, поняла? Можешь приступать уже завтра в восемь утра.

– Я тяжелой работы не боюсь. Спасибо, фрау Хеспелер.

Из ателье Лиза вышла в равной степени разочарованная и обрадованная. Да, работу ей дали, но ощущение почему-то было такое, словно она сдалась, буквально капитулировала перед навязанными ей ограничениями. И даже предала Ули, хотя после вечернего разговора с Паулем Лиза признала, что выбора у нее практически нет, разве что отказаться от переезда на Запад: как-никак это напрямую отразится на отце и брате, да и о ребенке ей следовало подумать. И хотя строить жизнь заново в Восточном Берлине оказалось ужасно сложно, смирение Лизы уже принесло кое-какие плоды: вчера папе пришло письмо из Министерства жилищного строительства, и там говорилось, что их семье дадут другую квартиру.

Девушка повернула за угол, представляя себе их будущий дом: сияющее белизной здание возле Шталин-аллее, отделанное плиткой, чистенькое и светленькое, как свадебный торт. Условия обещали заметно улучшиться по сравнению с их нынешней квартирой довоенной постройки: по широким коридорам отцу станет гораздо легче ездить в инвалидной коляске. Однако у нового жилья был один существенный недостаток: оно располагалось в сорока минутах ходьбы от Бернауэрштрассе – слишком далеко от наблюдательного пункта Лизы, откуда она смотрела в окна Ули за стеной. Как вынести такую потерю?