Зато с другой стороны вокзала, на перроне, обонятельные ощущения были совершенно иные. Соблазняющие кулинарные ароматы сюда не долетали, здесь держался ни с чем не спутываемый резкий и специфический запах железной дороги. Тот самый запах, что у большинства населения, не сталкивающегося по профессиональной необходимости с железнодорожной отраслью, стойко ассоциируется с романтикой поездки в поезде – отпуском или, на худой конец, командировкой.

Кто был в ртищевском железнодорожном вокзале, наверняка помнит большой просторный зал ожидания, занимающий целый флигель. Рассчитанный, безусловно, на несколько сотен человек зал с очень интересным и колоритным интерьером запросто мог стать декорацией к какому-нибудь историческому фильму времен середины прошлого века. Тем непривычнее было тут оказаться и провести оставшиеся до прибытия поезда десять минут в полном одиночестве.

Анапа – Киров прибыл строго по расписанию на первый путь. Вагон оказался полупустым, а в своем купе мы и вовсе оказались в одиночестве. Полностью оккупировав стол купленными в Ртищеве печеньями и фруктами к ужину, мы приготовились отдаться атмосфере железнодорожной поездки. Вот именно сейчас мозг окончательно готов стал поверить, что отпуск начался.

Вокзальный диктор объявил об отправлении, тут же вагон чуть заметно дрогнул и мягко покатился вдоль перрона. Быстро вырвавшись за город, состав набрал скорость и, то страшно, то жалостливо кряхтя и поскрипывая, помчался вдаль. Заработал кондиционер, отчего в вагоне сделалось более чем свежо. Пришлось забраться под одеяло с головой, и, что редко случается, я даже незаметно для себя задремал.

Дошло до того, что мне привиделся короткий сон, где я вдруг неожиданно оказался далеко за границей, очень может быть, что в Италии (почему-то я был в этом уверен), на балконе какой-то виллы с видом на море. Под балконом росло мандариновое дерево, я понял это по ярко-рыжим шарикам, явно спелым и сочным мандаринкам, увешавшим все его ветви, а рядом в небольшом кресле-качалке сидел некий персонаж, которого я точно знал, но вспомнить ни его имя, ни откуда я мог его знать в принципе, не мог.

– Как же я соскучился по яблоку! – сокрушенно промолвил персонаж.

– По яблоку?

– Да, не магазинному, а по настоящему дачному спелому наливному яблочку, только что с деревца сорванному. Вот именно что сорванному с легким щелчком надломленной плодоножки. Сорвешь его, ощутишь на лице дуновение воздуха, взбудораженного потревоженными яблоневыми листочками, да прямо сразу и надкусишь. Первый хруст, да так, что уши закладывает, вот он, самый сладкий момент. Фрукт поддается, сок облаком мельчайших брызг вырывается на волю, неся с собой незабываемый с детства запах лета, ассоциирующийся с утренней свежестью и свободой, когда пацанами срывали плоды с соседского дерева и улепетывали, чтобы не попасться, а потом прямо так, с дерева, съедали на спор, кто громче чавкает.

Персонаж откинулся на спинку кресла. Оно начало раскачиваться, а он закрыл глаза и продолжил:

– Но что запах. А вкус? Неизбежно немного сока протечет по подбородку, но то можно утереть рукавом, а весь сок остается на языке. Зажмуришься, покатаешь его немного внутри и проглотишь. Вот он, вкус истинного блаженства… Полцарства за яблоко!

Поезд чересчур резко дернулся на стыке, и я проснулся.

Разглагольствующий персонаж, так и не узнанный, растворился вместе с остатками сна, а в памяти осталась лишь его мечта о яблоке. Собственно, сам этот фрукт также присутствовал на столе – Ирина взяла из дома в дорогу парочку, и одно еще оставалось нетронутым.