– Доброе утро.

– Доброе.

– Спой что-нибудь.

– Что?

– Чего душа просит.

– Ладно, – пожал он плечами. Секунду подумал и ударил по струнам.

– Ты слышишь, слышишь,

Как сердце стучится, стучится

По окнам, по окнам,

По крыше, как дождик.

Мой нерв на исходе.

Последняя капля.

Последний луч света.

Последний стук сердца…

Ты видишь, видишь –

Умирает в огне преисподней

Сиреневый мальчик.

Он сильно напуган, подавлен.

Он пишет картину

Собственной кровью,

Своими слезами

И просит прощенья….

Я стукну в окошко

Хвостом своим

Пролетая над домом

И яркой кометой

Бороздящей вечность

И темное небо…

Ты выйдешь из кухни

В ситцевом платье

Чтобы последний раз

Со мной повстречаться…

И попрощаться…

…Я буду любить тебя вечно…1

Бриг шел чуть впереди всех остальных, ровным, быстрым шагом, настолько независимым, словно ему и дела не было ни до кого. В разговоры не вступал, хмурил брови, думая о чем-то своем. Внезапно он остановился, словно споткнулся, развернулся и, ни с кем не прощаясь, исчез за деревьями.

– Бриг! – крикнула в растерянности Джеки. Повернулась к Гану и Юне.

– Да забей, – опередил ее вопрос Ган. – У него такие закидоны бывают.

– Еще и не такие… – хмыкнула Юна.

…Джеки встретила Брига через несколько дней, прямо на улице. Он вывернулся навстречу из какого-то переулка; глаза сияют, улыбка полна лукавства.

– Привет! Гуляешь? Я тоже.

– Бриг! Привет!

– Ты вот мне скажи, как узнать, что люди любят друг друга?

– Не знаю… – растерялась Джеки, – наверное, они должны понимать друг друга.

– Понимать друг друга – это называется друзья. А если человек любит, он слышит стук сердца другого даже на расстоянии. Даже на очень большом расстоянии.

– Что это тебя на лирику потянуло? – с шутливым подозрением спросила Джеки, и Бриг рассмеялся.

– Дождь пошел, – вместо ответа сказал он, – давай спрячемся!

Они забежали в ближайшую дверь и оказались в аптеке. Обнаружив это, Бриг состроил шкодливую физиономию и выудил из кармана жвачку. Протянул ее молоденькой продавщице:

– Дайте мне, пожалуйста, три пачки презервативов.

– К-как… За жвачку?! – растерялась аптекарша.

– Ну да. Разве вы не смотрите телевизор? В рамках программы здорового образа жизни фирма Бабл Гам предлагает в любой аптеке за свою жвачку три пачки презервативов, – улыбнулся он. И для убедительности добавил, – эта реклама уже две недели крутится!

Растерявшаяся продавщица послушно положила в кассу протянутую им жвачку и, глядя в его честные глаза, выдала ему требуемое.

– Благодарю! – раскланялся Бриг снова, сгребая в карман презервативы, изящно развернулся и, прихватив по пути Джеки, покинул аптеку, оставив ее работницу в растерянности пополам с влюбленностью.

– Я тоже не видела эту рекламу. Неужели теперь и до этого додумались? Надо же, презики за жвачку! – сказала Джеки на крыльце. Она, наивная, тоже повелась на его честные очи.

– Нет, конечно! – подмигнул Бриг. – Я пошутил!

Ольга боялась и ненавидела своего отца. Отец пил. Каждый вечер он напивался, а потом с топором гонял их с мамой по квартире, пока не срубался где-нибудь на повороте. А остаток ночи мама плакала на кухне о том, что она его любит, и что не может выгнать, ведь без нее он совсем пропадет, а Ольга, как могла, успокаивала ее. По утрам отец был заискивающим и виноватым, и за это Ольга ненавидела его еще больше – ведь вечером все повторялось снова.

В одну такую ночь, помнится, в мае, когда Ольга разругалась с матерью, рыдающей от любви к вечно пьяному отцу, ушла из дома, хлопнув дверью, она долго околачивалась по своему двору, не зная, куда податься. Слишком поздно было, чтоб бежать к подружке Кате, а домой вернуться гордость не позволяла. Когда Ольга уже совсем было отчаялась, к ней подошел незнакомый длинноволосый парень с зачехленной гитарой за плечами.