– Не помешаю? – спросила она.

– Нет, конечно. Садись, – пригласила Ольга, – он спит, – ответила она на немой вопрос Джеки. Та присела рядом, глядя на тень от ресниц на щеках Брига.

– Что-то в нем есть… – сказала она, – не похож он на других… Мне бы хотелось, чтобы мы с ним стали друзьями.

– Джеки, – не поднимая головы от одуванчиков, произнесла Ольга. – Только ли друзьями?

– В смысле?

– Ты изменилась. Словно чужая. Не подойдешь, не обнимешь.

– Ру-улееееез! – протянул Бриг, не открывая глаз.

– Спи! – в один голос прикрикнули девушки.

– Оль, ты замечательная, ты милая и красивая… Но может ну их, приколы эти?

– Девчонки, а ничего, что я здесь? Не мешаю? – протянул Бриг.

– Спи!!!

– Тогда поцелуй меня. Просто так.

Джеки наклонилась к Ольге и поцеловала ее. Они целовались долго, закрыв глаза, и не видели, как Бриг уселся, повернулся к ним и принялся бесцеремонно разглядывать. Со всем его богатым жизненным опытом, такого он еще не видел. По телевизору, конечно, не считается. Оказывается, это очень красиво, когда девушки целуются. Темные волосы Джеки переплелись со светло-рыжими Ольгиными прядями, ресницы обеих дрожали, губы вели какую-то ласковую игру.

– Все, девчонки, я щас кончу! – возопил, не выдержав, Бриг, и они расхохотались.

– А со мной слабо? – лукаво прищурился он, не в силах оставаться безучастным свидетелем. Джеки ответила на его прищур таким дерзким весельем во взгляде, что он рассмеялся.

– Нет! – столь же лукаво ответила она. Какую-то долю секунды они помедлили, а потом решились. Их поцелуй был похож не на ласку, а на соперничество, спор, игру в бисер, когда то чего-то недоговаривают, то жонглируют словами, не говоря лжи, но и не выдавая всей правды…

Уже, видимо, был вечер. Шумных споров поубавилось, хохота и дурацких шуточек тоже. Несколько пар уединились в лесу, кто-то пытался порыбачить, несмотря на то, что Герман и Чп весь день орали песни под гитару и, по всей вероятности, довели до предынфарктного состояния рыбу в протоке. Юна и Дон притащили в поход учебные рапиры и весь день прыгали за палаткой, упражняясь в фехтовании, а заодно и учили всех желающих.

А теперь Дон присоединился к Чп и Герману, а Юна отправилась разыскивать своего благоверного. Не обнаружив его ни рядом с гитаристами, ни на берегу, ни с героически доедающими салаты малознакомыми личностями, а также нигде в ближайших кустах, она справедливо рассудила, что он в палатке. Подходя к ней, она услышала голос Джеки:

– Бриг, знаешь что? Если тебе будет одиноко, приходи.

– Зачем ты это мне сказала?

– Я так чувствую.

– А мне говорили, что ты непробиваемая стерва.

…Они трепались полночи о чем попало, и ни о чем конкретном, кипятя в котелке смородиновый лист, потому что никто не взял заварки. Все давно расползлись кто куда – в палатке спали едва ли не штабелем, а они смотрели на искрящиеся еловые лапы в костре и по очереди отхлебывали обжигающий пахучий кипяток из единственной отыскавшейся кружки. А потом Джеки уснула, укрывшись его тяжелой косухой, пропахшей табаком, одеколоном и конопляным духом.

Утро было холодным и буйным: проснувшийся похмельный Ган обнаружил себя непотребно исписанным синим маркером. Само собой, он разозлился не на шутку и бросился искать злоумышленников. Компания хохотала, читая надписи на нем, и никто не выдавал Юну и Джеки, которые вчера собственноручно написали на впалом пузе Гана «Здесь могла быть ваша реклама», снабдив недвусмысленными иллюстрациями.

Только Бриг не принимал участия в общем веселье. Он сидел в сторонке, задумчиво перебирая струны гитары, и снисходительно взирал на всеобщий переполох. Сонная Джеки подсела к нему.