Слышать крики о помощи из-за закрытой двери бункера с ледяными стенами, куда подобные тебе запирают свои Души. Стоять у замочной скважины на коленях, умоляя открыть и бить синими кулачками по броне, латаной-перелатаной.

Ко мне тоже захаживала Жертва. И Спасатель. На троих мы разбивали лагерь, дожидались Палача и предавались таким утехам, что Душа моя готова была покинуть наше пристанище навсегда. Пару раз я ловила её за секунду до взрыва.

Я что-то хорошее сделала… Не знаю, что именно. Слетелись Ангелы. Кажется, я позвала их. И я поднялась. Медленно. Нагло. Прогнала троицу зажравшуюся. Осталась у двери одна.

Твоя Душа орёт о помощи. Ночами я просыпаюсь от этих криков. Опухаю от бессонницы. А наутро пробежка, чтобы продышать впечатления ночи.

Зеваешь? Конечно. Тебе не интересно. Это же не ты. Ты же великий, придавленный обстоятельствами. Один из всех на земном шаре. Только у тебя такой Путь, что извилины выпрямляются, вьется хребет.

Нет.

Так живут все живые. Кто не жив, тот и не живёт. А жизнь – разная. И это одна из её граней. По ней можно страдать. Её одну замечать. Только на неё опираться. Только ей упиваться. Что ты и делаешь. Но я предпочту повернуться к этой двери спиной. И посмотреть на разный мир. На другие его грани.

Я всё ещё слышу крики. Мне больно. Но я уже принимаю эту боль, как данность. Уважаю. Люблю.

Я рядом. Открою дверь, когда попросишь. Давай ключ.

– 11 —

Который год твержу про усталость, бессмысленность речи, приближаю старость.

Тайной вечери жаждет душа, полную чашу испить, добраться до дна.

Мозг атакует, смиряет, воркует.

Пир обещает, жизнь критикует.

Помогает осознанность в мире из дыр рыбой проплыть событий черёд.

Но к фальши ведёт

выбор течения «за» или «против».

И зов предков, и потомков песенный вой сливаются в стража с толстой корой.

– Выйдем из дрёмы, – он предлагает.

Шелестом в колыбельную лечь заставляет.

И побеждает.

Вечные сны забирают задумки, строки, идеи, смешные шутки.

Рассвет.

Есть я или меня нет – рассвет.

Букет. Незабудки. Велосипед.

Вспоминаю про действия.

Период выкинутой из-под кровати утки.

Первый шаг с болью адской в шине жуткой.

Смогла, полюбила.

Практика – это сила.

Два часа в борьбе прожила, но текст изложила.

Творчество – счастья мерило. И слышу я, как гневается небо.

Гремит раскатами, трещит по швам.

Темнеет. Я иду уверенно и смело.

Взываю к дьяволу поговорить со мною по душам.

Открыты настежь входы, выходы.

Ушные раковины промывает дождь.

Писк каверзный неистово подал

Злодейской армии чертовский вождь.

Прятать взгляд перестаю,

Увидеть врага хочу.

Сражаться до кровопролития,

До окончательного соития.

Убираю фальшивые фразы,

Страх заболеть от проказы.

Готовлю вкуснейшие зразы,

Добродетелей начинаю показы.

Истощаю нервную систему,

Доказываю любви теорему.

Радуюсь кофе, нежности, крему.

Выявляю нового творчества тему.

Крик. Метастазы.

Боль цвета сажи, запах стервятины.

В зданиях вмятины.

Сирены плачут навзрыд.

Взрывы.

Позор и стыд.

Люди бывают странные,

Ситуации сложные, многогранные.

Жизнь просит, ласкается.

Светом сквозь тьму пробирается.

Спотыкается.

Поддержу, её сторону займу.

Бессилие птицам скормлю.

Силы внутри найду.

Конфликт проживу, спою.

***

– Поехали! Ты готов?

– Это будет секс?

– Конечно, это будет секс. Ты же хотел? Хочешь?

– Да. А ты хочешь?

Я уже стою в одних трусах. Кроссовки с аккуратно вложенными в них носками в углу. Спортивное платье на спинке стула. Где-то там и топ – наконец-то я дышу свободнее.

Развожу руками, показывая свою готовность. Я привыкла. Тело – это то, к чему хочется прикасаться, это беспроигрышный вариант начать серьёзную беседу.