Его слова отразились в голове кошачьей императрицы мыслями о том, что с этого момента всё будет именно так, как она хотела всегда. Перед ней был тот, кто действительно её понимал, говорил с ней на одном языке. Так она думала…

С тех пор они тренировались вместе, находя друг в друге равных соперников. Шло время… Рысь Старшая больше не улетала на ту заброшенную планету, она там жила, лишь изредка посещая Планету кошек.

Со временем императрица освоила тот самый приём – «неслышное прикосновение» и выполняла его практически не хуже самого Зейлуса. Практически… К слову сказать, этот приём носил другое название. Он назывался «змеиный язык».

Тогда Рыси Старшей ещё не было известно о том, что вторым именем Зейлуса стало имя «Прародитель ядов», и он действительно знал особый приём1. Нет, этим приёмом был не «змеиный язык» или какой-либо другой выпад с мечом. Честно говоря, этот приём вообще не имел отношения к фехтованию. Это был особый приём, тот самый, о котором забыла императрица кошек. Тот самый, которым в совершенстве владела её младшая сестра2. Особый приём…

В бескрайних просторах вселенной дрейфовал космический корабль и, судя по его безжизненно-изношенному виду, дрейфовал уже очень давно. На нём не было ни гербов, ни номеров, ни каких-либо других опознавательных знаков, а в редких иллюминаторах царила непроглядная тьма. Размеры корабля были весьма велики, а корпус настолько крепок, что многочисленные следы, оставленные встречными метеоритами, казались на нём лишь небольшими царапинами. Вне всяких сомнений, подобное транспортное средство не могло принадлежать малоизвестному роду, как и не могло быть отправлено со станции ничем не примечательной планеты. Более того, пожалуй, лишь две высокоразвитые цивилизации могли похвастаться наличием достаточного количества ресурсов для изготовления чего-то подобного. Тем не менее ни одна из них не строила корабли подобной конструкции. Такие модели не числились в ангарах Императора вселенной, да и кошки никогда не производили похожих транспортных средств. Нельзя было сказать, что дрейфующий гигант чем-либо превосходил летательные аппараты «правящей верхушки» (во всяком случае, на первый взгляд) или что его конструкция опережала инженерные решения своих аналогов, просто он был другой, ни на что не похожий.

Корабль неожиданно остановился, затрещал, будто старая расшатавшаяся телега, загудел и взорвался. Взрыв был достаточно сильный, чтобы расплавить корабль целиком, не оставив от него и следа, и даже тем деталям, что были отброшены взрывной волной на несколько километров, не удалось уцелеть. Всем, кроме одной.

От огромного корабля остался лишь маленький светящийся предмет цилиндрической формы. Придя на смену своему носителю, он также отправился в неуправляемое космическое путешествие, освещая себе путь ярко-синим лучом таинственного света.

* * *

Лэнвир готовился к торжественному приёму, что должен был начаться с минуты на минуту. Его отец, Император вселенной, устраивал подобные мероприятия каждое столетие, приглашая к себе во дворец наиболее значимые фигуры межгалактического сообщества. Находясь у себя в комнате, наследник вселенского трона стоял перед зеркалом в полный рост и оценивающе рассматривал своё отражение. Его вид соответствовал титулу – он был высок, статен и нечеловечески красив. Его костюм был расшит золотыми нитями и украшен сверкающими камнями, сияние которых могло бы затмить свет самой яркой звезды. Лэнвир поправил золотистую прядь, случайно выбившуюся из общей массы коротких, аккуратно уложенных на боковой пробор волос, придав тем самым своей безупречной внешности абсолютно законченный вид. Он любил подобные мероприятия. А как же иначе? Являться перед подданными во всей красе, сияющем блеске и незабываемом великолепии – вполне себе подобающее занятие для будущего императора вселенной. Правда, в последнее время, по мнению Лэнвира, такие мероприятия слегка потеряли свою былую изюминку и становились ему всё менее интересны. Возможно, поводом для подобных мыслей послужило то, что внимание гостей уже не было так пристально приковано к его персоне, как это наблюдалось во времена первых подобных приёмов, а быть может, причиной тому стали постоянные рассказы его тётушки Рыси Младшей