Композиция неизвестного художника представляет собой сжатую версию большой фрески на сюжет «Плясок смерти». Это упрощенное напоминание закона, единого для всех смертных, независимо от звания, богатства, пола или возраста. Однако барельеф заставлял забыть, что принцип равенства перед лицом смерти, и без того сомнительный при жизни, после смерти уже не существовал вовсе. Ибо в конце земного пути усопшим предстояло столкнуться с одним из древнейших и незыблемых свидетельств неравенства в мире людей, а именно со способом захоронения.

Погребение в индивидуальной, обозначенной могиле было в то время исключением, настоящей привилегией, «духовной роскошью»[10], как отмечает Филипп Арьес, автор работ по истории смерти на Западе[11]. Подобный ритуал был уделом меньшинства из высших слоев общества. Что касается остальных, основная масса покойников на кладбищах обретала вечный покой в общей могиле или, в лучшем случае, в безымянной.

В те времена всех покойников можно было отнести к двум противоположным друг другу категориям, и в жизни, и в смерти. Участь и тех и других опровергала старую немецкую пословицу «Кто ищет равенства, тот идет на кладбище»…

Первая группа состояла из богатых и влиятельных людей. К ним относились суверены, дворяне, епископы, прелаты и судебные служащие, а также некоторые зажиточные мещане, богатые коммерсанты и знатные горожане. Все эти важные персоны обладали неписаным правом на участок для захоронения и могли быть уверены в том, что, когда придет время, на их могилах будет стоять надгробный камень или плита. Необходимо было лишь заплатить сумму, которую требовало духовенство, чтобы получить могилу в освященной земле. Как в греко-римской мифологии, где Харон переправлял через Стикс тех пассажиров, которые платили монетой (ее клали под язык умершего), этим привилегированным лицам было обеспечено желанное место в самом центре церкви[12].

Верующие хотели покоиться ad sanctum – то есть как можно ближе к святым. Они искали (если нужно, ценой золота) защиты самой священной части храма: реликвария с останками святого или мученика, хранящегося за алтарем, там, где совершалась месса и куда устремлялись взоры прихожан.

Так живые надеялись увеличить свои шансы оказаться в числе избранных в Судный день. В противном случае им приходилось довольствоваться менее желанным местом: рядом с официальной скамьей семьи или в свободном углу нефа, а то и одной из галерей. Когда внутри церкви стало отчаянно не хватать свободного места, верующие устремились поближе к церковным стенам, чтобы в дождливые дни их могилы омывала святая вода, текущая из водосточных труб…

Вторую группу усопших, несравненно более многочисленную, составляли бедняки и люди со скромным достатком – многие поколения которых мирились с тем, что им придется обходиться без могилы. Они представляли собой низшие слои общества, в частности те, кто работал руками: крестьяне, ремесленники всех профессий, лавочники, слуги и т. д. Поскольку большинство из них не претендовали на захоронение в церкви, их можно уподобить душам, которых несговорчивый Харон обрек скитаться на берегу Стикса, у ворот в подземный мир, ведь им нечем было заплатить паромщику…

Во всяком случае, простолюдины не знали то почтение, с которым духовенство относилось к похоронной церемонии представителей высших слоев общества: церковь и дом покойника были задрапированы траурными покрывалами; торжественная процессия шла при свете факелов и свечей; за душу усопшего служили многочисленные мессы и т. д. Это не мешало священникам приглашать бедняков своего прихода принять участие в пешей траурной процессии на похоронах богатых горожан за деньги