Френсис не хотел сейчас думать об этом. Он лишь дал слуге инструкции, как ему следует вести себя, а главное всегда быть так близко, чтобы до него можно было дозвониться или докричаться, и лег почивать.

Смерть! Старый капитан! В дорогу! Ставь ветрило!

Нам скучен этот край! О Смерть, скорее в путь!

На дно твоё нырнуть – в Ад или Рай – едино! -

В неведомую глубь – чтоб новое обресть!

Бодлер «Плавание», 8

Однако, как это было ни странно, после целого дня в разъездах на свежем воздухе, Френсис никак не мог уснуть. А когда сон не приходил к нему он начинал фантазировать. После некоторого знакомства с юным лордом любезный читатель уже вполне может себе представить, что это были вовсе не те фантазии, которые столь часто одолевают обычных молодых людей в 17 лет – Френсис был еще сущим ребенком для мечтаний о шатобрианосвких сильфидах или эльфийских девах Гир-Карлинг или Скэнтли Мэб. Не были эти фантазии и примитивными условностями «вот хорошо было бы стать лордом-канцлером или даже вице-королем Индии», нет, Френсис сочинял про себя вполне сюжетные истории с персонажами, диалогами, приключениями, иногда сам он не был их участником, а происходили они с кем-то иным в прошлом или настоящем, с кем-то, кому в ином, зазеркальном мире, посчастливилось в жизни больше, чем самому Френсису в этой реальной действительности. Каким бы сумасбродным играм и фантазиям Френсис не предавался, сколько бы не наносил себе увечий старинным оружием, складировавшемся в аббатстве Дандренан, сколько бы он не провел бессонных бдений, куда бы он не оправлял героев своих сказаний – в Эдинбургскую темницу или в дебри Индостана, Френсис всегда оставался прожженным реалистом, циничным скептиком, никогда не позволявшим своим фантазиям брать верх над рассудительностью и помыкать собою. Он мог верить в прошлое, но нисколько не верил в будущее. Единственным приключением, которое ему предстояло в жизни, как он отчетливо понимал, глядя на своих родителей, могла быть изнурительная борьба за честь и достоинство с тем обществом, в котором эти понятия уже давно продавались и покупались за пенсы и сантимы.

Сон уже очень долго не приходил к Френсису, ему это порядком надоело и на ум пришла история, будто некая группа людей находиться под властью некоего тирана, и он – Френсис – участвует в подавлении свободы. Отрицательные персонажи, всякие злодеи и предатели, гонимые, презираемые и всегда одинокие неудачники, одним словом те, кто находил в себе душевные силы, чтобы бросить вызов тем нравственным условностям, которые якобы всеми одобряются, но никем не соблюдаются, привлекали Френсиса с 11 лет, когда мама впервые прочитала ему «Королеву Марго» и Френсису почему-то больше прочих пришелся по душе образ герцога Франсуа Алансонского. Однако вернемся к ночной истории самого баронета Дандренан. Расправа с патриотами происходила на некой поляне, поросшей нежной зеленой травкой, своего рода арене амфитеатра, как будто окруженной зрительскими трибунами, на одной из которых восседал тиран. И вот сделав для него подлое дело, Френсис решил подняться на трибуну, но обнаружил, что зеленая поляна вся окружена водной преградой, наподобие рва вокруг замка Кэрлаверок. И никак не перейти. Отступив, Френсис обнаружил, что вода уже полностью залила поляну, и он стоит по щиколотку в прозрачной воде и видит под ней нежную зелень трав. Френсис бросился по воде на некую стрелку, выступ, полуостров и там ему на шею накинули петлю, но не затянули, так что он ещё успел грозно протянуть палец в направлении тирана и послать ему проклятие, пообещав, что оно исполниться через 30 дней. После этого, Френсис сам, подобно Мюрату, дал отмашку палачу, сидевшему где-то наверху – то ли на перекладине виселицы, то ли на помосте эшафота, – и тот, повинуясь приказу Френсиса, затянул петлю и тело юного лорда Максвелла безжизненно повисло над водой. В этот момент Френсис почувствовал, что Алистер трясет его за плечо и что-то говорит. Френсис открыл глаза в темноту.