Эге! Да, кажись, у них с бабкой такое было?! Ну, не будем портить веселье.

– В следующий выходной поедем за зверушками! – пообещал я.

Вот и вышло приятно! А мы боялись.

Воскресный день, однако, проходил. Не очень поздно надо везти Настю к бабке. Уже ничего нового не затевали, только поглядывали на часы: три часа всего осталось!! А потом – утомительная дорога в скучный Петергоф, к сумасшедшей бабке.

– Ну что? – бодро воскликнула Нонна. – Может, телевизор посмотрим? Мультики сейчас! А?!

– Нет, – серьезно ответила Настя. – Когда телевизор смотришь – очень быстро время идет.

И вздохнула. Умница! Телевизор мы не включили, но время всё равно быстро шло. И каждый следующий час всё быстрей. И вот я уже вез Настю к бабке. Ехали молча.

Настя грустно смотрела в окно на тусклые улицы. Душа моя трепетала. Чтобы хоть как-то развеселить Настю, сложил пополам тонкие наши билетики, вставил в губы, открывал-закрывал.

– О! Как клювик! – оживилась Настя. Соображает! Ожил и я. Всё сделаю, чтобы она была счастлива!

Бабка сразу схватила Настю на ручки, засюсюкала. Тут, по-моему, слюнявое детство как-то затянулось, но спорить с ними бесполезно. Да и Насте, похоже, это нравится – заулыбалась, разрумянилась. После всех испытаний (там мы пытались ее всё же чему-то учить) здесь ей было спокойнее.

– Исхудала-то как! Прямо пушок! – причитала бабка. Вбивает клинья! Правда, через час, после легкого ужина, повеселела и, подкидывая Настю на могучем колене, ликовала:

– Бутуз ты мой, бутуз! Золотая ты моя!

– Нет! Я пушок! – капризничала Настя, но при этом явно была довольна, хотя, стесняясь, поглядывала на меня.

Зато долгожданное появление моего отца у нас дома имело явно позитивный характер! Выбрал наконец время, чтобы увидеть внучку! Настя слегка косолапо вышла навстречу ему, стеснительно улыбаясь.

– Да-а! – Батя всё сразу разглядел и вдруг даже как-то смутился. Потом бодро произнес: – В нашу породу!

– Характер бойцовский, отцовский! – припечатал я. Внес свой «словесный» вклад.

Настя продолжала смущаться, но результат «смотрин» (которых, чувствуется, очень боялась) ее успокоил.

– Ну – чем занимаешься? Во что играешь?

– Книжки читаем! – зарделась Настя. – Писать учимся.

– А из конкретных дел?

Четыре года его не было, и тут – сразу подай ему всё!

Настя предъявила черепашку, купленную нами на Калининском рынке. Та, по случаю высокого визита, выставила головку. Батя пришел в восторг (на мой взгляд, несколько преувеличенный).

– Молодец, Настя! Ученым надо быть! – восторженно запел он постоянную свою (с детства помню ее) песню. – Вот Дарвин – как начинал? Ребенком, еще ходить не умел, лазил в зарослях, собирал жуков, набрал полные руки и видит вдруг: ползет совсем незнакомый жук – большой, страшный, а в руки его уже не взять, не вмещается! Так что сделал юный Чарльз? – Откинув голову, он весело и задорно глядел на нас. – Схватил этого жука ртом и держал во рту, пока до дому не добежал! Вот что значит – гений! Главное – страсть!

Видимо, я от него взял накал своей жизни. Мне тоже неинтересно без «жука во рту»! Представляю, если бы про это услышала петергофская бабка! Или – дед! Недоуменно поднял бы бровь. «Жук? Во рту?» Но здесь – другой уровень «преподавания».

Я смотрел на Настю… Низенькая для своего возраста. Тельце ровное, без талии, как столбик. Голова большая, круглая, как колобок с румяными щечками. Глазки – изюминки. Неуверенная улыбка, как трещинка. Колобок на пеньке. Всё у нее будет хорошо!.. Если увлечется каким-то делом.

Отец тем временем в упоении вещал:

– Держись, Настя, природы, и она не подведет. Это – великая сила! Посвяти ей себя – и жизнь твоя наполнится смыслом! А там уж появятся, – небрежно махнул могучей лапой, – и деньги… – надолго задумался: что там еще? – Ну любовь, – уже вскользь, как дело десятое. Действительно, о любви вовсе не заботился, ставил в конец… Однако на селекционной станции его обожали: главный мотор! – Помню, как с твоей матерью, – глянул на меня, – в Казани встретились, именно на полях!