Он больше не работал в банке. Его жизнь изменилась, как и он сам. Теперь он был охотником, и его добычей были души. Он находил их везде – в клубах, на улицах, в кафе. Люди, которые казались обычными, но в чьих глазах он видел ту же пустоту, что когда-то была в его собственных. Он давал им то, что они хотели – страсть, удовольствие, миг забытья. А потом забирал их души, оставляя лишь пустые оболочки, которые исчезали, как будто их никогда и не было.

Асмодей был всегда с ним. Его голос звучал в голове Артура, направляя, подсказывая, иногда насмехаясь. Он был его наставником, его тенью, его частью. Артур больше не задавал вопросов. Он знал, что стал инструментом в руках древнего демона, но это его не пугало. Он чувствовал силу, которая пульсировала в нем, и знал, что это стоит любой цены.

Но иногда, в редкие моменты тишины, когда он оставался один, Артур вспоминал того человека, которым он был раньше. Того, кто боялся, сомневался, искал ответы. Того, кто однажды, в шутку, произнёс имя, которое изменило всё. Он смотрел в зеркало и видел своё отражение – улыбку, которая теперь была частью его, и глаза, в которых горел огонь, не принадлежащий этому миру.

– Кто я? – спрашивал он себя, но ответа не было. Только тишина, которая, казалось, сжимала его всё сильнее.

И тогда он выходил на улицу, в мир, который теперь был его охотничьим угодьем. Он шёл, не зная куда, но чувствуя, что каждый шаг приближает его к чему-то важному. К чему-то, что он не мог понять, но что теперь казалось ему неизбежным.

Город жил своей обычной жизнью. Но среди его жителей ходил тот, кто больше не был человеком. Тот, кто стал частью чего-то большего. Тьмы. Игры. Вечности.

Элиза ступила в полумрак своей однокомнатной квартиры. Ключи звякнули в ее руке, когда она бросила их на шаткий столик у входа – то самое, что она нашла на распродаже на барахолке, будто он ждал именно ее. Квартира была куплена недавно. Первая квартира, которую она смогла позволить купить в ипотеку: стены еще пахли чужой жизнью, а половицы скрипели, как кости под кожей. Она обустраивала это место медленно, с осторожной нежностью, словно боялась разбудить что-то, дремлющее в углах.

Днем Элиза стояла за прилавком, окруженная шипениями эспрессо-машин и шепотом незнакомцев. Ее пальцы, тонкие и бледные, словно выточенные из слоновой кости, ловко скользили по кнопкам и чашкам, волосы воронова цвета падали на лицо, скрывая глаза – глубокие, как колодцы, в которых можно утонуть. Она была красива, но красота ее казалась хрупкой, словно стекло, готовое треснуть от малейшего прикосновения. Жизнь текла плавно, будто густой сироп, словно обволакивая ее одиночество. Никто не спрашивал, почему она одна, и она не отвечала – только улыбалась, мягко, но отстраненно, казалось, знала секрет, который еще не разгадала сама.

Элиза просыпалась поздно вечером в выходные, когда солнечный свет уже просачивался сквозь ткань занавески, оставляя полу пятна, похожее на следы невидимых лап. Квартира дышала тишиной, нарушаемой лишь редким звуком трубы в стенах или шорохом ветра за окном, словно кто-то скребся снаружи. Она поднималась с узкой кровати, и босыми ногами ступала на холодный пол, ощущая, как он слегка прогибается, как бы подстраиваясь под ее вес. Утренний ритуал был прост: заварить кофе – тот самый, что она принесла из кофейни, с ноткой горечи, от которой щипало язык, – и сесть у окна, глядя на серую комнату, где тени вытянулись, как призраки.