– Но как мы здесь оказались? – продолжал Энтони.

– Не знаю, но вопрос интересный, – подхватил я. – Вы вчера разговаривали с мистером Сотоном? Он тоже предложил вам участие в игре с денежным призом?

Лариса кивнула и тихо сказала:

– Да, я тоже подумала, что это был сон…

Энтони слушал нас с опущенной головой, не выказывая никакой реакции. Я решил уточнить:

– А как насчёт вас, мистер Энтони?

Он, не поднимая головы, ответил с легкой улыбкой:

– Да, мне он тоже предложил участие. Но дело в том, что я не получу денег. Моя награда будет другой.

Я хотел спросить, какой именно, но не осмелился. Лишь кивнул и продолжил пить чай.

– А откуда вы? Из какого города? – сменил тему я.

Лариса:

– Я из Вены. Мой отец немец, но я родилась здесь, в Австрии.

Она рассказывала, что в детстве мечтала стать художником. Её отец, строгий и требовательный, всегда говорил, что искусство – это пустая трата времени.

– Если хочешь чего-то добиться, стань юристом, как я, – говорил он.

Лариса часто уединялась в своей комнате, рисуя, пока отец не стучал в дверь. Она оставила свою мечту, поступила в университет, но в глубине души всегда верила, что однажды всё изменится.

Перед началом игры Лариса сидела на кухне, глядя на пейзаж за окном. Она думала о своей первой любви, о том, как они мечтали вместе открыть студию. Но мечты разбились о суровую реальность.

– Я хочу шанс. Один шанс, чтобы изменить свою жизнь, – произнесла она, словно обращаясь к кому-то невидимому.

Я немного удивился и, не углубляясь в детали, повернулся к Энтони:

– А вы?

Энтони:

– Чикаго.

– Тот самый Чикаго в Америке? – переспросил я с улыбкой.

– Именно.

– Я из Баку, Азербайджан, – добавил я. – Здесь явно что-то странное…

Лариса посмотрела на меня с интересом:

– Что именно?

Я прикусил палец, словно обдумывая, и вдруг резко спросил:

– Откуда вы оба так хорошо знаете азербайджанский? Причём говорите абсолютно чисто, без акцента!

Они удивлённо переглянулись и рассмеялись.

Лариса:

– Мы не знаем азербайджанский!

Энтони:

– Мне 75 лет, и за всю жизнь я выучил только два языка – английский и испанский. Правда, мог бы изучить больше, – добавил он с улыбкой.

Лариса:

– Я знаю немецкий, английский, французский и немного китайский.

Я рассмеялся:

– Ну вот, а вы мне хотите сказать, что мы в одной команде!

Они оба отрицательно покачали головами.

Лариса:

– А почему ты так решил? – спросила она, внезапно изменив выражение лица. Её улыбка пропала, взгляд стал подозрительным. Она встала из-за стола и спросила, глядя прямо на меня:

– А ты откуда так чисто говоришь на немецком?

Я спокойно посмотрел ей в глаза и тихо сказал:

– Мы не знаем.

Энтони:

– Я тоже не знаю. Но одно могу сказать наверняка: вы, молодёжь, прекрасно владеете английским. Это же язык, который сегодня знает 90% мира. Хороший язык, удобный.

Лариса нервно села обратно и, тяжело дыша, произнесла:

– Я вам больше не верю. Среди нас предатель!

Энтони недоуменно оглядел нас и произнёс:

– Похоже, только я и этот пёс ничего не понимаем. Почему ты так решила, Лариса? Что-то произошло?

Она молча кусала ногти, не поднимая глаз.

Я решил объяснить:

– Энтони, здесь есть одна странность. Я совершенно не знаю немецкий. Немного английский – да, но точно не так хорошо, как ты думаешь. А вы оба, насколько я понимаю, не знаете азербайджанского.

Энтони:

– И?

Я продолжил:

– И мы все трое сейчас говорим на одном языке. Причём это не английский, не немецкий и не азербайджанский.

– Лариса, ты же говорила, что знаешь французский. Можешь сказать что-то на нём? Например, «Привет, как дела»?

Лариса:

– Конечно, «Salut, comment ça va?».

– Но я этого не услышал. А ты, Энтони?