Некстати перед глазами родился образ девчонки, дочери Астахова, которая шагнула ко мне пьяная в хлам. Ее так вело, что она чудом держалась на ногах, а еще она укурилась. Ненавижу женщин в таком состоянии, особенно ненавижу, когда они в таком состоянии начинают липнуть, но с ней все получилось иначе. Остро. Ярко. Ни на что не похоже. Словно все мои принципы хрустнули, как скорлупа фарфора под армейскими сапогами. Полетели ко всем чертям, стоило разгоряченному телу прильнуть ко мне, а мягким губам с характерным сладковатым привкусом накрыть мои.

Аромат кофе распространился по кабинету, когда Ирина прошла к моему столу. Передо мной возникли блюдце и чашка со свежесваренным кофе.

Счастье есть.

Она поставила их на стол, рядом положила сигареты.

– Больше не теряй.

– Ты чудо, – сообщил я, не отрываясь от монитора.

– Должен будешь.

– Натурой возьмёшь?

Ирина хмыкнула и рассмеялась.

– Пока твоей натуры дождёшься, состаришься.

– Всё настолько плохо?

– Не засиживайся.

Она вышла, а я взял чашку и сделал пару глотков.

Кофе Ирина готовит потрясающе.

Впрочем, не она одна.

Я валяюсь на кровати в спальне, свет включен – по крайней мере, я это точно помню, но в глазах всё равно темно. Из темноты периодически выплывает лицо Никиты – взволнованное и рассерженное одновременно.

– Доигралась?! – Его голос доносится откуда-то издалека – как голос сантехника, запертого приколистами в канализации. Если бы мне не было настолько хреново, я бы смеялась. Хорошо хоть проблевалась в ванной, пока душ принимала – до этого вкупе со всем имеющимся в наличии сейчас симптомами ещё и тошнило. В настоящий момент только на глаза давит, в голове всё плывёт – да-да, именно так, а не наоборот, и в темноту уволакивает. А ещё дышать нечем.

– Диана! – Он шлепает меня по щеке – не больно, но достаточно ощутимо.

– Отвали… – говорю я заплетающимся языком, – мне… и так хреново.

– Я тебе отвалю… Я тебе сейчас так отвалю, что мало не покажется! – В голосе его слышатся металлические нотки, но мне уже плевать. – Сейчас вызову скорую. Это ты на всю жизнь запомнишь, даже не сомневайся.

Эти слова возымели на остатки моего сознательного сомнительный эффект, но после них я даже попыталась подняться.

– Я т-те вызову…

– Лежать! – Его руки надавили на мои плечи, возвращая в исходное положение. – Вряд ли тебе это о чём-то скажет, но давление сто на пятьдесят – не лучший способ закончить вечер. Или начать утро?..

Я сдавленно пискнула, выражая протест, когда он направился к окну.

– У тебя голова мокрая. Простудишься ещё.

– Не… закрывай… – кажется, это были мои последние слова перед тем, как я отключилась. Того, как он заворачивал меня в одеяло и ложился рядом, я уже не помнила.

Зато просыпаться было чудесно. С похмелья у меня голова не болит. Состояние такое, как будто внутренности взбивали миксером под анестезией, плюс помойка во рту и абсолютное нежелание признавать себя существом из этого мира. Но самое мерзкое проявление этого состояния – сушняк!

Не открывая глаз, я похлопала рукой по одеялу и обнаружил отсутствие Никиты. На работу, значит, ушёл… Облегчение было недолгим и прервалось, когда я услышала, как в кухне что-то звякнуло. Твою м-м-мать, сегодня ж суббота!

Словно в подтверждение моей последней донельзя ёмкой мысли послышались шаги, дверь открылась и на пороге нарисовался мой бойфренд. У него что, встроенные на моё пробуждение локаторы?!

Он просто стоит и смотрит – ну вот откуда в нём это, а? Умудряется заставить меня почувствовать себя ещё гораздо более мерзопакостно, чем есть на самом деле. Может, по его понятиям это и правильно, но хрена с два мне это приятно.