Ей следовало бы утешиться этим, но она чувствовала лишь злость – на то, что для всех этих снующих туда-сюда людей горе Макса не имеет никакого значения. «Это несправедливо, – думала она. – Да, именно так это и называется».
«Джастина [4], мы назвали тебя так, поскольку знали – ты всегда будешь бороться за то, что правильно, честно и справедливо. Справедливость – это тот самый цемент, который скрепляет наше общество. Она никогда не должна быть попрана». Она не единожды выслушивала эту речь относительно своего имени: отец с гордостью рассказывал, что ее назвали в честь тех ценностей, которые – как они точно знали – она будет отстаивать, когда вырастет.
Ей, восемнадцатилетней, казалось, что ее переоценили. Она размышляла о том, что, если б не будущее, которое заложили родители, она, возможно, выбрала бы другой предмет в университете. Быть может, психологию. Но ее отец пришел к успеху, сделавшись владельцем собственной юридической фирмы, и ей, видимо, суждено было пойти по его стопам.
Она нашла брата на скамейке в парке. Как и обещал, он оставался на том же месте.
– Макс? – мягко позвала Джастина и, когда он медленно поднял голову, почувствовала, как ее захлестывает волна эмоций.
– Всё в порядке, я никуда не уйду, – проговорила она, опускаясь на скамейку рядом с ним. Его дыхание было прерывистым, грозя снова сорваться на плач. Тогда Джастина молча положила ладонь на его руку. Это напомнило ей о тех временах, когда в детстве они укрывались под лестницей, играя в прятки. Бок о бок. Рука об руку, пока Макс не объявлял, что они выиграли и могут снова вылезти наружу.
Она не могла ничего исправить, не могла заставить Лили принять его обратно, но она была с ним. Как они и обещали друг другу, они по-прежнему были вдвоем против всего мира. Самое главное – Макс не был одинок.
Одиночество, отстраненность от других людей делают любую ситуацию страшнее – и они оба знали это. Именно поэтому всегда предпочитали прятаться вместе.
Глава 10
Идет дождь. Тот горячий липкий летний дождь, когда не можешь отличить, где дождевая вода, а где пот. Они смешиваются. Сливаются. Я ползаю на коленях, переворачивая все камни подходящего размера, которые попадаются мне на заднем дворе дома Макса. Наша «странная тетя», как ее принято называть, купила нам обоим на Рождество по каменной ключнице, и, как бы мы ни смеялись над этим, я все еще пользуюсь ею – и надеюсь, что Макс тоже.
Через десять минут сдаюсь и беру самый большой камень, который мне удается найти. Досчитав до трех, швыряю его в заднюю дверь. Стекло разбивается вдребезги, рассыпаясь на мелкие осколки у моих ног. От этого звука у меня начинает кружиться голова, и я словно переношусь в другую ночь. В гораздо более холодную ночь, где в мои ступни впиваются осколки стекла…
На мгновение я заставляю себя вернуться в настоящее и крепко прижимаю пальцы к основанию черепа, где нарастает пульсирующее давление. Это приносит облегчение лишь на несколько секунд. Я прикидываю, что сказала бы Айя, и мысленно составляю перечень: один предмет, который я могу увидеть, один предмет, который я могу услышать, и один предмет, который я могу учуять.
Выброшенная бутылка пива.
Чайки.
Барбекю.
Я стою на заднем дворе Макса. Я не там. Я в безопасности.
И что теперь? Я вспоминаю дело, над которым работала в прошлом году – когда обвиняемый за одну ночь вломился в пять домов. Его приговорили к пятнадцати годам заключения. Но это совсем другое дело. Я не собираюсь ничего красть, просто хочу заглянуть внутрь и проверить, всё ли в порядке с Максом. Но, глядя на зазубренные осколки стекла, обрамляющие зияющую дыру, не совсем понимаю, что делать дальше. Как именно я могу попасть внутрь, не изрезав руки в мелкий фарш? У меня в машине есть подушка, которую я подкладываю под спину во время езды, а на задних сиденьях наверняка валяется как минимум два-три джемпера. Самое время проявить изобретательность.