– Сам знаешь, какое у меня было детство. Больше в моем окружении таких детей не было. В итоге приходилось доказывать, что я не просто такая же, как остальные, но даже лучше.

Джозефине не верилось, что она произнесла это вслух.

На самом деле, кажется, она не признавалась в этом даже самой себе. Но теперь, нащупав нить мысли, хотелось распутать ее до конца.

– Как-то в шестом классе мы поехали с ночевкой в Окалу. Без родителей. Правда, подозреваю, мама с папой тайком сняли номер в соседнем отеле, но они так и не сознались. – Она покачала головой. – В общем, один мой одноклассник, Перси Д’Амато, сказал, что видел в лесу медведя, и все перепугались до смерти. – Она сделала паузу, вспоминая. – Я взяла фонарик и пошла в лес одна. И знаешь что? Медведь все-таки был.

Уэллс уставился на нее огромными глазами.

– Врешь.

– Не вру. Я заорала во все горло и понеслась обратно так, что пятки сверкали.

– Теперь понятно, почему я тебя не пугаю.

На этот раз она не смогла сдержать смех и на губах Уэллса Уитакера промелькнула мимолетная улыбка, но он тут же нахмурился еще сильнее, добавив пару очков к и без того немалой горе сексуальности. Даже в парикмахерском кресле, перемазанный пеной для бритья, он больше походил на разъяренного гладиатора, чем на гольфиста.

– Значит, любишь пугать людей? – поинтересовалась Джозефина.

Он ответил не сразу.

– Оно само получается.

– Ну да, а мрачный ты от природы.

– Зато ты светлая.

Его слова застали врасплох.

– По-твоему, я… светлая?

– Вот так… уже лучше… – пробормотал парикмахер.

– Я… – Он открыл рот и снова закрыл его, раздраженно махнув рукой под накидкой. – В тебе точно есть какой-то внутренний свет, иначе ты не стала бы с улыбкой болеть за проигрывающего спортсмена. Хотя мне-то какая разница…

Сердце опасно дрогнуло. Только не это.

Она потерла горло, разгоняя вставший там ком.

– Ну конечно, – сказала она.

– Наверное, поначалу я действительно пугал людей специально. Я вырос без гроша в кармане, ходил в школу пешком, хотя остальных подвозили родители. Еще и обед им с собой собирали. Приглашения на дни рождения печатали, чтобы можно было раздавать их на перемене. Вот я и делал вид, будто мне на них пофиг.

На этот раз сердце дрогнуло особенно больно, и она даже не попыталась его унять.

– Но тебе не было пофиг?

Он не ответил – тема явно была ему неприятна.

– Не знаю. Наверное. – Он перевел недовольный взгляд на парикмахера. – Можете горло мне перерезать? А то я больше не выдержу.

– Весело будет в Техасе, – жизнерадостно сказала Джозефина.

– В гольф играют не ради веселья, Джозефина.

Она подчерпнула пальцем пену для бриться и мазнула его по носу, героически игнорируя идеальный изгиб.

– Просто ты не играл со мной.

Уэллс вытер потное лицо полотенцем, бросил его на скамью тренажера и еще раз прошелся по домашнему спортзалу. Всю неделю он тренировался на износ, но семь дней спустя алкоголь все еще плавал в крови. Помимо того, что ему в целом стоило привести себя в форму, тренировки давали повод отвлечения. Потянуть время. И все же оно пришло.

Турнир начинался через два дня, а Уэллс до сих пор не вернулся в состав.

Нужно было позвонить Баку.

Иначе он зря нанял Джозефину в качестве кедди, а новый комплект клюшек отправился на курорт в Сан-Антонио просто так.

– Хватит трусить, – приказал он себе, снова взяв полотенце, чтобы вытереть потную грудь. – Возьми да позвони. Чем ты рискуешь?

Тем, например, что Бак мог послать его.

С другой стороны, чисто технически он и так это сделал. Терять было нечего. Разве что гордость.

Уэллс долго смотрел на свое отражение в настенном зеркале, удивляясь написанной на лице тревоге. Когда это он стал таким нерешительным? Он ведь никогда не сомневался в себе – даже до того, как его стали называть вторым Тайгером Вудсом. Все решения, даже паршивые, он принимал с полной уверенностью.