Она поморщилась.

– Я хотела сказать, что вернусь домой.

– Ясно. Это все?

Зеленые глаза уставились ему прямо в душу, и он ощутил всю тяжесть того, что она хочет сказать.

– Я серьезно, Уэллс. Не надо меня жалеть, ясно? Меня и так всю жизнь опекали из-за диабета. Я не калека. Если мы договариваемся, то только потому, что это сотрудничество пойдет на пользу не только мне, но и тебе тоже.

Он не знал, так ли это: раньше попытки вернуться в строй оканчивались провалом, так с чего бы сейчас получилось? Но он готов был унять свою гордость. Черт, да он сам не хотел, чтобы она воспринимала его предложение как подачку калеке.

– Договорились.

– Тогда… не буду отказываться.

Уэллс постарался не выдать сбившегося дыхания.

– Хорошо. – Он пожал плечами. – Ладно.

– Ты уверен, что тебя вернут в турнирную сетку?

– Это мои проблемы. Твоя задача – таскать за мной клюшки.

Она молча уставилась на него, словно никак не могла поверить.

– Ну что, Джозефина?

– Тебе даже… в голову не пришло, что диабетику может быть сложно таскать за тобой клюшки по всему полю.

– Тебе приходилось справляться с вещами похуже, согласись?

Господи, ее глаза так засияли, что захотелось вернуться в турнир вопреки всему, даже если придется проглотить гордость, – а глотать, признаться, было немало.

– Да, – наконец сказала она. – Мне… да. Спасибо.

Пока Уэллс не успел сделать что-нибудь странное – спросить, например, не нужен ли ей платочек, и не похлопать ли ее по плечу, он развернулся и решительным шагом направился к дверям.

– Погоди. – Она с плеском побежала за ним. – Я не закончила с условиями.

– Чего тебе еще надобно? Почку?

– О почках потом поговорим, – без запинки ответила она. – В первую очередь пойдем к парикмахеру. Не хочу засветиться в новостях с дикарем с Амазонки.

Уэллс мрачно обернулся на нее через плечо, хотя в горле застряло веселье. Пожалуй, не стоило сдавать позиции, но Ассоциация гольфистов все равно не пустила бы его на поле в таком виде, так что в этот раз можно было и уступить.

– Все, больше условий нет?

– Нет.

Он вздохнул.

– Ладно. Поехали. Я подвезу.

– На чем? Ты же сказал, что гулял?

– А еще я сказал, что не люблю вопросы. – Натянув на нос солнечные очки, он достал брелок и снял «Феррари» с сигнализации. – Садись. Прокатимся с ветерком.

Наблюдать, как парикмахер набрасывает на плечи Уэллсу бирюзовую накидку, было до невозможного странно. Совсем недавно Уэллс был загадочной знаменитостью, которую она видела разве что по телевизору или с безопасного расстояния. Теперь он ругался себе под нос, что ему придется снять кепку. А мгновение спустя она поняла почему.

Уэллс выглядел так, словно его хорошенько шарахнуло током.

Шоколадного цвета волосы или торчали во все стороны, как сломанные пружины, или плоско липли к голове.

Но даже так ему удавалось сохранять свою диковатую привлекательность.

Разумеется, говорить об этом вслух Джозефина не собиралась.

– Уэллс. – Она подошла к парикмахерскому столу и нежно коснулась зеркальной поверхности. – Смотри, какое замечательное новое изобретение. Называется «зеркало».

Он оскалился.

– Я кого нанял, кедди или комика?

– Ну серьезно. – Она опустила руку. – Ты давно расчесывался?

– Времени не было. – Он отмахнулся от нее через накидку. – Сядь и помолчи, а? Парикмахера отвлекаешь.

Джозефина осталась стоять.

– Дай угадаю: женщины у тебя нет.

– И слава богу.

– Это еще что значит? – поинтересовалась она, склонив голову.

Уэллс покосился по сторонам.

– Ты сама притащила меня стричься. Вот тебе и ответ.

– А нужно было дать тебе пострадать в одиночестве?

– Именно.

Она хмыкнула, обменявшись с парикмахером веселым взглядом.