Я тоже стараюсь не отставать и упираю на игру слов и легкие подколы. И вот мы уже сидим в кафе недалеко от моего дома.

При встрече он мне нравится еще больше. Кепка, как у Ленина, рубашка в клетку, худощавая фигура и грустный взгляд голубых глаз, обрамленных светлыми ресницами. Павел говорит тихим голосом, тонко шутит, философствует и цитирует Маркса. Оказывается, что у него тоже двое детей – девочка и девочка – и укулеле, на которой он учится играть.

– Я окончил музыкальную школу, и с тех пор не садился за пианино. Когда уехал от жены, захотелось чему-то выучиться, попробовать что-то новое. Подумал, что было бы отлично играть на гитаре, и решил начать с укулеле, – рассказывает он, помешивая сахар в кофе. Дзынь, дзынь, дзынь – стучит ложка о края чашки. А у меня звенит внутри от волнения.

– Это, наверное, глупо, но я не знаю, что такое укулеле, – краснею я.

– Это преступление! Но небольшое.

– Ха-ха, ты пьешь кофе с преступницей, – дзынькаю от смеха.

– Музыкальной преступницей. Вот доучу колыбельную – и сыграю тебе. Тогда узнаешь, что такое укулеле.

– А что за колыбельная?

– Умка. Любимая у дочки. Я играю, она поет. У нас Band12, – с нежностью, чуть прикрыв глаза, делится он. Я расслабляюсь. С этим мужчиной душевно и свободно. Можно не волноваться.

– Я когда-то тоже училась играть на пианино. Но на самом деле мне совсем не хотелось. Это была уловка. Мама заставляла меня ходить на танцы, и, чтобы бросить их наконец, я ей пообещала, что вместо танцев буду учиться играть на фортепьяно. Она мне поверила.

– Бросила?

– Да. И фортепьяно тоже. Где-то через год, – рассматриваю ежащихся от холода пешеходов за окном, деревья, чьи голые ветки раскачивает беспощадный мартовский ветер. – Чтобы любить музыку, не обязательно на чем-то играть.

– Согласен, – улыбается он. У глаз появляется веер морщинок, а взгляд будто бы остается серьезным и даже немного грустным. Или мне кажется?

Официантка приносит нам еще капучино и хендмейд-конфеты. Пробуем по половинке и меняемся. У него с шоколадной начинкой, у меня со сливочной.

– Мне твоя нравится больше, – констатирую я.

– А мне твоя, – тянется к моему лицу и вытирает салфеткой впадинку под нижней губой. – Ты чуть-чуть измазалась.

– В кофе, наверное.

– Или конфете. Хочешь еще?

Чувствую себя хорошенькой, маленькой и задорной. Такой, какой могу быть лишь с мужчиной, которому доверяю. Сладкое и редкое в последнее время ощущение. Прощаясь, он признается, что таких чудесных свиданий у него никогда не было, и он не ожидал, что ему будет так легко и интересно. И у меня таких свиданий не было. Очень давно!

Неужели это прорыв? Неужели что-то может получиться? И неужели мне может понравиться кто-то, кроме мужчины мечты?

– Щетки спят? – пишет Павел уже в ночи.

– Какие щетки?

– Я имел в виду детей.

Смеюсь. Все ж таки забавно у нас выходит.

– Опять Т9))) Это, по ходу, наша тема, – прокладываю мостик через несколько километров между нами. Пусть пока это веревочный мост, но, может быть, когда-то он станет серьезным, каменным.

– Да. Лови колыбельную перед сном. Сроки ночи.

– Сроки:)

Ее глаза на звезды не похожи,

В них бьется мотыльком живой огонь,

Еще один обычный вечер прожит,

А с ней он каждый раз другой.

Ее упреки – вестники прохлады,

Как скошенная в августе трава.

И пусть в ее словах ни капли правды,

Она божественно права.

Где-то ангелы кричат:

«Прости, прощай!»

Плавится душа, как свеча.

Разлилась по сердцу печаль,

Я – навеки твой,

Ты – ничья…

Би-2 перед сном – это красиво. Учиться играть на гавайской гитаре (все-таки погуглила, что такое укулеле) – это мило. Искренне поделиться ощущениями от свидания – это классно. И почему я улыбаюсь, обнимая подушку перед сном? Возможно, потому что понравилась тому, кто понравился мне.