– Расскажу обязательно. И в любом случае – спасибо, – обернулась она на него, уже стоя на пороге, а выйдя, почувствовала, что не может удержать щекочущую губы улыбку.

Лариса спрятала под блокнот синий скоросшиватель и лёгко, почти бегом пошла к себе – как и обычно вот уже два с половиной года, после каждой встречи с ним.

Она влюбилась в Андрея с первого взгляда. Хотя нет – не с первого: поначалу она, недавняя выпускница вуза, была растеряна новой бурной обстановкой «Инвест-трейда» и попросту не рассмотрела его. Но как только рассмотрела – влюбилась. Лариса и сейчас помнила тот день: была ранняя осень. День стоял чуть грустный, приглушенно солнечный, какой бывает именно в эту пору: несмелое солнце то появлялось, то исчезало за прохладно-сизой тучей. Шло совещание у Нечепорука, руководители структурных подразделений докладывали по своим направлениям. Она слушала напряжённо, не всё понимая, но очень стараясь поскорее вникнуть и понять. И вдруг после нескольких сменявшихся один за другим докладчиков она увидела его: директор назвал фамилию, названный им человек встал, она без всякого выражения подняла на него глаза – и… замерла, словно зачарованная. Он что-то говорил, не слишком складно, местами сбиваясь, хотя и не теряя при этом уверенности – просто перехватывал другую нить обсуждаемой проблемы. А она смотрела на него, счастливая, отсутствующая, внезапно взмывшая в какие-то неведомые доселе выси, и с улыбкой говорила себе: «Какой он красивый!». Он был красив какой-то нездешней утончённой красотой, и она не один раз потом с удивлением задавалась вопросом: как в этой глухомани вообще мог родиться человек с подобным лицом?

В тот день она не запомнила ничего из того, что он сказал: слушала, и всё сказанное проходило мимо сознания, где помещалась только одна мысль – о том, как прекрасна возможность его видеть. После совещания Лариса небрежно, как ей казалось, а на самом деле краснея и смущаясь, поинтересовалась у кадровички Оксаны Филимоновой: кто этот парень? Та ответила с театральной многозначительностью, для большего эффекта подняв вверх аккуратно наманикюренный палец:

– О, девочка! Так это же Андрей Ярошенко – зять директора, Эллочкин муж.

То, что он чей-то муж, расстроило Ларису, но не удивило: такой, как он, конечно же, должен был оказаться чьим-нибудь мужем. Даже среди расторопных девушек всегда находятся наиболее расторопные, которые умудряются отхватить себе самое лучшее из всего, что можно отхватить. Вот и на него такая нашлась тоже. Да и расстройство Ларисы было не то чтобы очень уж сильным: куда больше её радовало, что он всё же встретился ей, подарив такое счастье. Даже то, что он муж именно Эллы Нечепорук, со временем добавило Ларисе своеобразного оптимизма: по офису настойчиво гуляли слухи, что живут они ни шатко ни валко, и на «Эллочке» он женился, конечно же, ради денег, а вовсе не из-за большой любви. Иначе почему даже на новогодние корпоративы, где многие бывают со своими вторыми половинками (Аркадий Павлович с прокурорской строгостью пресекал возможный «разврат», во избежание которого и приглашал на корпоратив супругов тех сотрудников, у кого таковые имелись), не соизволили являться дабы продемонстрировать окружающим своё семейной счастье? И Лариса радовалась тому, что они не приходили: во-первых, видеть их вместе было бы слишком тяжело, во-вторых, вероятно, им и в самом деле было нечего демонстрировать. Игнорировали они и другие многолюдные мероприятия.

То предположение, что Андрей мог жениться ради денег, истолковывалось по уши влюблённой Ларисой как его достоинство, а не недостаток: главное ведь, что не по любви! А значит, для любви он ещё открыт, и когда-нибудь ему надоест богатая, но немилая сердцу жена, и тогда… Тогда он обратит взор своих волшебных синих глаз на ту, которая по-настоящему его любит, искренне, глубоко и бескорыстно. Надо только дождаться и поймать этот момент, ведь Андрей вроде бы и сейчас относится к ней с симпатией. Они виделись изредка, пересекались только по работе, но она отмечала с его стороны некоторый интерес к себе или, точнее, в его отношении к ней не было безразличия. Хотя она и не провоцировала его на более явные проявления подобного небезразличия. Но однажды её хрупкая надежда в один миг обрела внезапную прочность.