Я не хотел ее разбудить, поэтому тихонько, стараясь не шелестеть одеялом, повернулся сначала налево. Потом направо. Снова на спину. Закусил губу, попробовал согнуть ногу. Снова распрямил… Вот же чертов кретин! И почему я купил так мало таблеток? В следующий раз возьму сразу пять пачек! И рассую по всем углам, чтобы были заначки, как у наркомана.
Лежать стало невыносимо, я медленно сел, опустил ноги на пол и уже решил встать, как тишину прорезал легкий шепот:
– Может, я попробую помочь?
Я ее все-таки разбудил! Не надо было соглашаться лечь в кровать…
– Сейчас само пройдет. Налью еще вискаря… У тебя точно нет таблеток?
– Нет, Тимур, нет. Но я знаю одну технику…
– Иглоукалывание и поза лотоса? – я не сдержал скепсиса. Тут же пожалел об этом: она искренне хотела помочь, но от боли я всегда становился невыносим. Даже самым близким людям досталось от меня, потому что после катастрофы я превратился в настоящее чудовище. Потому и уехал подальше, чтобы никого больше не обидеть и чтобы никто не попался под горячую руку. Видимо, Колина идея насчет моей встречи с Русланом была все же плохой. Я еще не был к этому готов.
– Давай я посмотрю, – мягко отозвалась она и зажгла свечу.
На ее лице плясали отблески пламени, и в этом тусклом освещение она была похожа на какое-то неземное существо. Лесную нимфу или русалку, я плохо разбираюсь в мифологии. Ее глаза были влажными и совершенно черными, я даже не мог различить зрачки. Мягкие локоны обрамляли лицо, на шее билась тоненькая жилка.
Я смотрел на Марину, забыв про ногу и вообще про все на свете. Не стал даже сопротивляться, когда она откинула одеяло, чтобы осмотреть мою ногу. Осознав, что происходит, я напрягся и замер. Вот сейчас она увидит уродливые шрамы, впадину от удаленной мышцы, похожую на Большой Каньон. И на ее лице появится то, что я больше всего ненавижу: жалость.
Я уже готов был к ее сострадательному пассажу, готов был ответить что-нибудь резкое, взять свое одеяло и вернуться в гостиную, послав Марину ко всем чертям. Однако лицо ее ни капли не изменилось. Она смотрела на меня безо всякой жалости, никаких соболезнований. Просто сосредоточенно изучала ногу, как настоящий профессионал.
– Ты почти не нагружал мышцы, – вынесла она вердикт. – Это не дистрофия, конечно, но обычно именно так реагируют на первые нагрузки люди, которые долгое время находились на постельном режиме. Я этого не знала, иначе бы ни за что не позволила тебе толкать машину… И все остальное. Надо начинать с малого.
– И что теперь делать?
– Я попробую легкий массаж, – она провела рукой по моему бедру. – Твоя задача – закрыть глаза и расслабиться.
Легко сказать! Если я расслаблюсь, пока она вот так интимно ласкает меня в постели, то все это очень плохо закончится.
– Ляг на спину. И постарайся ни о чем не думать.
Я подчинился, но лишь наполовину. Не думать не получалось: я не знал, что может случиться в следующую секунду. Вдруг она возьмет и резко надавит на больное место так, что у меня искры из глаз посыплются? Это все равно, что сказать пациенту стоматолога, чтобы он расслабился! Где уж тут расслабиться, когда у врача в руках сверло?
Но было бы еще хуже, если бы Марина попыталась отвлечь меня от боли удовольствием. Откуда мне было знать, какие техники она практиковала? Безусловно, любой мужчина хоть ненадолго, но забудет о травме, если его начнет ублажать вот такая лесная нимфа. Я запутался в собственных страхах и не понимал уже, чего боюсь сильнее: боли или наслаждения.
Тем временем Марина принялась разминать мою ногу. Не на месте шрама, ближе к колену, будто к самому неприятному решила подобраться издалека. Я прислушался к ощущениям: больно не было. Я даже удивился тому, насколько сильные у нее пальцы. Она словно месила крепкую густую глину. Или тот самый советский пластилин, превращавший любого ребенка в тяжелоатлета.