Может, ему было бы не все равно, если бы я разбилась насмерть?

Уже хоть что-то.

Признайся ему в любви.

Я открыла рот, не зная, что из этого выйдет, но тут он отпустил меня. Он отступил назад, засунув руки в карманы, как будто хотел заверить меня – или себя, – что больше не прикоснется ко мне.

– Держись за гребаные ограждения, – угрюмо сказал он, кивая в сторону перил на другой стороне настила, где были развешаны мерцающие огоньки.

– Ага.

Затем он развернулся и пошел прочь.

Я обхватила себя руками и двинулась к ограждению, все еще нервничая из-за того, что чуть не свалилась в темноту… и еще больше из-за ощущения твердого тела Броуди, прижатого к моему.

Сделав несколько шагов, он остановился, а затем покачал головой и внезапно обернулся.

– Я должен извиниться перед тобой, – сказал он, не глядя мне в лицо.

– Правда?

– Да. Ну, знаешь, за то, что я похитил тебя. И вообще, что вел себя как придурок. – Он мельком взглянул на меня, а затем добавил: – Я просто присматриваю за Джесси, – как будто это могло все уладить.

Может, так оно и было.

Я знала, какая глубокая дружба связывала его с моим братом, такая дружба, которая длилась много лет, пережила немало взлетов и падений; такая дружба, какой у меня никогда ни с кем по-настоящему не было, потому что я всегда так боялась подпускать кого-либо близко.

Я просто стояла, обхватив себя руками, дабы защититься от ветра, пока в итоге не выдохнула:

– Хорошо.

Броуди коротко кивнул и отошел. Я открыла рот, чтобы сказать что-то еще, что угодно, но он уже ушел. Он вернулся на вечеринку, оставив меня одну стоять в темноте и прокручивать в голове его слова… музыку, пульсирующую в ночи и вторящую биение моего сердца.

Я просто присматриваю за Джесси.

Я вцепилась в перила с благодарностью за поддержку. Было поразительно, как глубоко меня ранили эти слова и осознание того, что Броуди больше не присматривает за мной… хотя именно я стала тому причиной.

Но было время… время, когда Броуди также присматривал и за мной.

Это началось вскоре после того, как у меня пошли первые месячные.

Я все еще могла воспроизвести в памяти его, стоящего у моей входной двери с маленьким пакетом из аптеки.

Мне было тринадцать, а за окном царила ночь. Я знала, что происходит, когда проснулась с кровотечением, но оказалась не готова, несмотря на то, что у меня рано развилась грудь. Я лишь пыталась отрицать происходящее. У мамы в доме тоже не было никаких женских принадлежностей. Из-за болезни и всех этих лекарств у нее началась ранняя менопауза. Она уже спала какое-то время, так что я не собиралась ее будить. Она все равно больше не могла водить машину по ночам.

В это время в пределах пешей досягаемости сложно найти открытую аптеку, да и к тому же я боялась ехать на автобусе. Это были мои первые месячные, поэтому я испугалась, что все выйдет из-под контроля и кто-то станет свидетелем этого неловкого момента.

Поэтому я поступила так, как поступаю в любой чрезвычайной ситуации. Я позвонила своему брату и рассказала, что произошло.

В тот вечер его группа играла на домашней вечеринке, и он все еще был там. Я сразу же поняла, что он пьян. Только в таком состоянии его голос становился настолько счастливым и тягучим. В итоге Джесси сказал, чтобы я не волновалась и положилась на него. Как оказалось, он собирался «прислать помощь». И прежде чем я успела возразить, по ту сторону раздались гудки.

Я перезвонила ему, но он не ответил. Я и представить боялась, какую «помощь» он собирался мне прислать, но что мне оставалось?

Я истекала кровью, боже мой.

Сорок пять минут спустя я, свернувшись калачиком на диване и корчась от спазма, услышала звук подъезжающего мотоцикла. Я знала только двух человек, которые ездили на мотоциклах. И ни одного из них я не хотела видеть в тот момент.