– Спасибо вам, Белогор Ведиславович, – смиренно сказала Еленька и поклонилась в пояс.

«Старый-то какой!» – с тоской думала она, глядя на брата своего будущего жениха.

– И еще дар вам, Еленира Мечиславовна, – степенно произнес воин и кивнул на стоящую, смиренно опустив голову, троицу. Еленька вытаращила глаза.

Мужчин было трое: двое среднего возраста и один молодой, сразу невольно приковавший Еленькин взгляд. Еленька дала бы ему лет двадцать пять – тридцать. Парень был высок и силен. В разрезе рубахи было видно, как перекатываются под кожей мускулы. Еленька с трудом оторвала взгляд от его мощных рук и столкнулась со взглядом мужчины, строгим и внимательным. «Ох какие глаза!» – подумала про себя Еленька, и по спине у нее пробежали мурашки.

– А это еще кто? – спросил отец Елени.

– Так яремники это, пленники. В дар невесте от Серебряного Луня. В последнем сражении в полон взяли. Вот этот молодец высокого рода будет.

Пленный красавец бросил взгляд на воина, но ничего не сказал и только тряхнул волосами, которые тяжелыми потоками скользнули по белой рубахе. «Ишь какой гордый!» – с уважением подумала Еленька.

– Из кремничей, видать, – кивнул воевода. – Волос-то какой темный.

Сам воевода, как и все жители селенья, были светловолосыми. Светличами, как их звали соседи.

– Отведите рабов в мой терем! – приказала Еленька, почувствовавшая себя важной птицей. – И накормите как следует.

В упоении наблюдающие за спектаклем сенные девушки бросили лузгать семечки и засуетились, потянули рабов в дом. Слуги, кряхтя, схватились за сундук и понесли в Еленькины покои. Глупый обычай – привозить подарки в дом невесты: все равно же через несколько дней Еленьке ехать к жениху, и тогда придется тягать сундук назад. И еще целый воз Еленькиного добра. Не говоря уже о телушке. Но обычай есть обычай.

– Извольте в баньку с дороги, гости дорогие! – позвал прибывших воевода, и те, согласно кивая головами и степенно оглаживая бороды, отправились вслед за хозяином.

А после баньки в трапезной будет пир горой, знала Еленька. Женщин туда на этот раз звать не будут. Кроме матери Еленьки, которая будет обходить гостей с чаркой вина.

А Еленька и не расстроилась. Что ей там делать? Слушать мужицкие байки про то, как они на кабанов охотились? Или как они в прошлом году заливные луга за Харутью-рекой у древличей отбили? Еленя пошла в свой терем копаться в сундуках.

Что ж, скупым Серебряного Луня никто бы не назвал. Подарки он Еленьке прислал знатные, такие князю принять лестно. Еленька перемерила все бусы, серьги и перстни по очереди, потом пошла смотреть свои живые подарки.

Мужчины, которые уже успели к этому времени сходить в баньку и потрапезничать, сидели в сенях. Один из них – с небольшой рыжиной в волосах, любезничал вовсю с Волицей. Та хихикала и закрывалась рукавом от смущения. «Балагур!» – отметила про себя Еленя и важно выступила вперед. Яремники встали и поклонились новой хозяйке. Тот, которого отметила про себя Еленя, поклонился словно нехотя.

– И какая же мне от вас польза? – как будто размышляя вслух, поинтересовалась Еленя, специально не глядя на заинтересовавшего ее красавца.

– Дозвольте слово молвить, барышня ласковая, – поклонился рыжеволосый балагур, с ухмылкой глядя на Еленьку.

– Дозволяю, – вальяжно кивнула Еленька. – Молви.

– Звать меня Творимир. Был я горшечником в нашей деревне. А как стал князь войско набирать, дай, думаю, удачу свою попытаю, пойду на войну.

– Вот и сходил, – усмехнулся второй яремник, полуседой пожилой мужчина. Заметив, как нахмурилась на его вольность Еленька, он поклонился и представился: – Радогастом меня кличут, Еленира Мечиславовна. Шорником я был. А на войну пошел, потому что дом у меня погорел. Коровенка тоже угорела. Хозяйство надо было заново подымать, вот жена меня и погнала. И то я ей говорил: перетерпи, погодь, все наладим. Но нет ведь! Ей все сразу вынь да положь! Вот пусть одна теперь и повертится, узнает, как без мужика-то дом тянуть.