* * *

Прошло полгода. В черных окнах домика круглые сутки отражалась лишь внутренняя обстановка арктической станции – вокруг на сотни миль царила непроглядная полярная ночь. Под домиком лежал огромный пустой завод и бункер с его мониторами, следившими за дном океана. «Пока сюда не завозят других людей. Боятся огласки», – предположил Антон.

Двое охранников секретного завода – Антон и Ингрид, – старались чаще бывать в домике, построенном над всем бункером – лишь бы находиться ближе к поверхности, пусть там и не будет солнца до весны.

В один из декабрьских дней, когда даже в полдень исчезли проблески синевы в небе, Ингрид и Антон как обычно занимались домашними делами.

Наступило время ужина. Ингрид подносила чашу с парёной тюлениной на стол к мужу Антону, как вдруг замерла: раздались резкие звуки, отличные даже от оглушающего треска льда. Будто кто-то хлопнул металлической дверью в самом домике. Муж и жена прислушались. Гулкий звук приближающихся шагов доносился из длинного тамбура, защищающего жилой отсек станции от внешнего шестидесятиградусного мороза. Покрытый линолеумом пол холодного коридора гулко гремел под ногами нежданного гостя.

Ингрид, поставив, наконец, чашу перед мужем, воскликнула:

– Это призраки Крайнего Севера! А вот один из них… Ах, да это к нам идет мой бывший муж Питъюк!

Дверь бесцеремонно распахнулась настежь. В клубах пара в комнату ввалился эскимос в меховой парке.

– Питъюк, ты вернулся! – закричала эскимоска.

Не обратив внимания на ее причитания, незнакомец откинул капюшон с заиндевевшим по краю мехом, и воззрился на Антона. Лицо черноволосого мужчины лет тридцати, почему-то больше похожего на грека или араба, чем на эскимоса, выглядело если и не подчёркнуто миролюбиво, то вполне спокойно:

– Успокойся, белый человек! Я тебя не трону. Ты что, обычаев Севера не знаешь? – поделиться своей женой с гостем. Так что я ничего против тебя не имею. Тем более, меня долго не было на Земле… спасибо, что позаботился о моей жене Ингрид… и о моей родине, замерзающей во льдах!