– Но почему? Почему люди позволяют паразитировать на себе?

– Если по-умному, то это будет звучать как самоидентификация через навязываемые роли. Если по-простому, то люди предпочитают быть нужными, нежели свободными.

– А почему?

– Потому что это наполняет их жизнь смыслом. Это даёт причины их существованию. Например, никто в здравом уме не пойдёт на войну. Умирать по чужому приказу – идиотизм. Но государству нужны солдаты. И то, что правительство называет тебя своим щитом, придаёт какое-то значение твоей жизни. Делает тебя частью причинно-следственной связи под названием война, – Милан вертел посох в руках. А что за шум там внизу? – Точно так же никто не пойдёт в здравом уме в слуги или в палачи.

– Что же, лучше быть слугой, чем хозяином?

– Лучше быть слугой, чем быть никем и нести ответственность за своё решение кем-то стать. Когда на тебе паразитируют, с тебя снимают тяжесть принятия решений. И ради этого люди готовы пойти на многое.

– Резюме: что такое государство?

– Аппарат паразитирования общего блага над частным.

Санмартин и Милан поднялись. Небо серело. По горизонту поползли первые лучи восхода.

– Что нужно для того, чтобы создать государство?

– Первый закон лидерства: «Лидер – тот, кто знает лучший путь к достижению общей цели». Следствие из первого закона: «Лидеру нужна цель, заинтересовавшая бы всю группу».

– Что ж мне теперь, себя мессией объявить? – Санмартин ухмыльнулся.

Милан тоже ухмыльнулся. Теперь это было видно. Светало. Но затем ухмылка сползла его лица, и оно вновь приобрело мечтательно-задумчивый вид. Милан смотрел куда-то вдаль.

– Похоже, Бог и вправду с нами. Взгляни туда…

Этому в противовес создал злой дух шатание умов.

Отрывок из священного писания зороастризма

– Ну, ты, бля зауральская, ты меня уже затрахала по самые тапочки, – одноухий крепко сжимал Алису за шею левой рукой. На природе светало. В глазах темнело. Но всё-таки она могла различать прямые острые черты лица её противника. Лица, которое за ночь просто размазали по голове, обтесали сзади и чуть не оторвали и второе ухо.

Впрочем, различать пришлось недолго. Глаза закрылись, ноги подкосились, гортань издала предсмертный хрюк.

– Эй ти, ушатий. Ти такой нюдний. Как диарея.

Рука отпустила женскую шею, и женское горло принялось с жадностью пропускать сквозь себя воздух.

– А ты, сука черножопая, хочешь сдохнуть мужиком – сам себе харакири сделай.

Геворг покачивался, тяжело дышал, но всё же смотрел на одноухого не мигая. Одноухий смотрел мигая, но зато его так сильно не шатало. Да и синяков и кровоподтёков на бандите было не в пример меньше, нежели на армянине, стремившемся быть в каждой стычке живой стеной.

Те, кто ещё мог и хотел стоять на ногах (а таких осталось не больше десятка), обступили противников полукругом. Прошлую стычку бандит проиграл, но с того времени многое изменилось, и сейчас шансы урки и армянского богатыря были примерно одинаковы.

Шаг влево, шаг вправо. Мужчины напоминали пружины, готовые в любую секунду разжаться.

– У тибя нэт чести.

– А у тебя нет трёх зубов.

Одноухий ударил ногой с разворота. Удар достиг цели, но горец был раза в два тяжелее и на голову выше, так что особого эффекта он не возымел. Прихватывание за грудки. Тычки, толчки, прыжки вокруг. Одноухий отвлёкся буквально на секунду – на какое-то движение на склоне горы.

В итоге – подсечка, и бывший телохранитель сидит верхом на бывшем рэкетире.

Никто не решался вступить в драку. То ли все уже намахались кулаками за ночь, то ли им просто доставляло удовольствие наблюдать за тем, как огромный армянин пытается развернуть одноухую голову на сто восемьдесят градусов.