– Индекс на моей груди – АВ-10-80, – ответил Милан.

– Я в них не разбираюсь, – честно признался смертник.

Милан отвлёкся от своих ладоней и мельком глянул на собеседника. Ладони оказались определённо интереснее.

– Первая цифра – номер в группе. Мой – десятый. Вторая цифра – срок заключения, если бы его пришлось отсиживать в камере.

– То есть сидеть бы тебе восемьдесят лет? Ягодицы устанут. А буква?

– А – преступление против государственного строя. В – убийство.

– И много ты убил? Восемьдесят лет. Двоих? Троих? Троих с половиной?

– С – преступление против собственности. Воровство, проще говоря. D – организованная преступность. Рэкетиры, контрабандисты, наркоторговцы. Е – преступление в сфере нравственности. Насильники, сутенёры, проститутки.

– Так тут почти у всех девушек индекс Е! Хочешь сказать, что они все…

– Да, нынешняя молодёжь не та, что раньше, – улыбнулся серб. – Зачем совать голову под пули, когда можно сунуть жопу под… за те же деньги…

Ветры-ветры не ждут ни рассвет, ни закат.
Перед ветром равны и скрипач, и солдат.
Ветры кутают солнце в покрывало небес,
Залезая в те щели, куда чёрт бы не лез.
Сквозь сто лугов,
Вдоль берегов
Стая ветров,
Верни мне мой кров.
Ветры-ветры поют на десяти языках.
Ветры-ветры не спят и не грезят о снах.
Они кушают тучи, они пьют каплю рос,
Они смотрят в глаза и щекочут до слёз.
Сквозь сто лугов,
Вдоль берегов
Стая ветров,
Верни мне мой кров.
Ветры в поле кричат, ветры шепчут в листве.
Ветры-ветры судачат обо мне и тебе,
Ждут момента, когда там, в небесных шатрах,
Новым ветром обернётся наш прах.
Сквозь сто лугов,
Вдоль берегов
Стая ветров,
Верни мою кровь.

Санмартин закончил петь.

– Что нам делать? Что теперь будет?

По спине Милана сползла капля холодного пота, выписывая кривые зигзаги, будто алкоголик на трассе, и со всего разгону врезалась в заградительную родинку на повороте к пояснице. Бинго! В эту секунду Милан понял всё. Он понял своё место, место Санмартина и место этого странного места в какой-то неведомой галактике. Ваша ставка сыграла, пройдите на кассу.

Серб даже засмеялся.

– Начнём с того, что будет, – Милан сел прямо. Лицо его выражало нечто среднее между глубокой задумчивостью и тапочкам. – Как только мы найдём воду, группа наиболее сильных мужчин (человек пять-шесть) уйдут к воде, прихватив с собой десяток наиболее красивых женщин и всю провизию. Как только еда закончится, начнут отнимать у остальных то, что те будут успевать собрать. Месяца через два дойдём до каннибализма, – Милан выдержал паузу, вертя между пальцами свой посох. – Это жесткий вариант. В мягком варианте просто делимся на кучки по три-пять человек, предварительно поделив еду и инструменты, и расползаемся по лесу, как тараканы по кухне. Гибнем поодиночке быстрее, зато без извращений.

– Почему ты считаешь, что мы так поступим? Почему сильные будут жрать слабых?

– Потому что могут. На каждого барана обязательно найдётся волк.

– Но если волки сожрут всех баранов…

– Да, ирония в том, что в войне за пропитание последний умрёт голодным.

* * *

Геворг неистово матерился сразу на двух языках и молотил здоровой рукой в темноту. И только в эту самую темноту и попадал.

Самир толкался и препирался с группой людей из своего десятка, пытавшихся доказать, что они вообще не намерены куда-то идти. Оксана с кем-то спорила. И Артур Георгиевич с кем-то спорил.

Но громче всех спорила Алиса. Спорила она с одним и «организованных».

– Слушай ухом, киса, мы берём часть… Слышишь? Ч-а-с-т-ь! – «организованный» сделал жест руками, видимо, означавший «часть». – Часть хавки и отваливаем. Не надо кипеш поднимать.