Нам ворошить культурные слои,
С печурок этих снег сбивать клюкой,
Скворечник на поехавших столбах
Разглядывать, вздыхая день-деньской?
Все рухнуло. И мусор на столах.
Мосты и рельсы – что тебе до них,
Висящих сикось-накось на соплях
Незнамо где, как регулярный стих,
Как чей, уже не помню, млечный шлях?
Уходят в ягель доски-горбыли,
Ивняк, белея, зиждется впотьмах,
Заносит снег кобыльи корабли,
Просевший грунт еще заразных ям
И вот уже ни неба, ни земли,
Вот шпалы облаками затекли,
Оставив на помин лицейский ямб.
Но что нам эти косы, тот цветок
И тучки те жемчужные, старик?
Сознанья угасающий поток
Сковало льдом. Уже не только вскрик —
И всхлип немыслим. Канул в краснотал,
По льду растекшись кровью, тот квартал,
И только пустошь ягельного сна,
Страна забвенья, призраков страна.
Спит переименованный в Надым
Элизиум. Полярная луна,
Сова ли коченеет по-над ним
Прожектора ли выявился зрак
Бельмом в ночи – не все ли нам равно?
Но, может быть, и там веретено,
За нитью за нить сучит себе во мрак,
Скрипит как снег в предутреннем дворе
Скрипел когда-то? Может быть, и там,
Как утром в ноябре ли, в декабре
Сквозь мерзлое рядно оконных рам
Сочится свет, пьет масло фитилек
Лампадки, как сосет, синея, лед
Арктический заморыш-василек?
И длится, длится птичий перелет,
Над прорвою быльем заросших ям,
Где, как в потире хлеб Святых Даров,
Мы, верно, пропитались будь здоров
Сияньем, что течет по всем осям.

Переход

Не помню, был ли сладок он, не помню
Ни пепелищ родных и ни гробов
Отеческих, но не было огромней
Луны в окне общаги той, хоть что мне
Луна и самый зябкий из углов,
Какие согревали нас с тобою?
Тебя уж нет. Снесен, небось, и тот
Барак, но то безмолвье гробовое
Снегов и звезд нам было как исход
В масличный сад (картинка на обоях),
Где солдатня и стража, всякий сброд,
Трубящий рог и вытянутый рот
Иуды, что пришел для поцелуя…
И в молоко стрела моя уйдет,
Какую рифму здесь ни прицеплю я,
К плащу, что желт и едок, словно йод,
А если об огне, то аллилуйя
В сырых костях огонь Его поет.
Созвучия точнее не пролью я,
И вот он, дым отечества, плывет,
Но сладок ли? Так от кровопотери
Слабеешь и уже не разберешь,
Открылись ли таинственные двери
Иль попросту в беспамятство плывешь —
Как этот дым – к селениям пропащим
Где цепенел изгнанник-нищеброд
С волшебным фонарем своим ледащим.
Скажи мне, ад – предел Его щедрот?
Ответа нет. Но, кажется, обрящем
Мы там и этот сад и этот грот,
И в лунном, зыбком, стылом, шелестящем
Маслинами саду приобретет
Всяк родину свою, а вместе с нею
Все будет нам желанней и яснее
К земле обетованной переход.

Игорь Караулов

«Пришельцы из неведомой страны…»

Родился в 1966 г. в городе Москве, где проживает и по сей день. Окончил географический факультет МГУ. Работает переводчиком. Автор поэтических книг «Перепад напряжения» (2003), «Продавцы пряностей» (2006), «Упорство маньяка» (2010), «Конец ночи» (2017), «Ау-ау» (2018). Соавтор (вместе с Дмитрием Даниловым и Юрием Смирновым) сборника «Русские верлибры» (2019). Публиковался в журналах «Знамя», «Новый мир», «Волга», «Арион», «ШО», «Воздух», «Бельские просторы», «Плавучий мост», «Критическая масса» и др. Лауреат Григорьевской поэтической премии (2011), победитель Волошинского конкурса (поэзия; 2017). В последние годы выступал в качестве публициста в газете «Известия», «Литературной газете», на сайтах «Свободная пресса», «Русская iдея» и АПН.

«Царь небесный – злой, наверное…»

   Царь небесный – злой, наверное,
   а царица не такая.
   Не сулит нам чаны серные,
   синим гневом закипая.
   Не её ль, царицы, юбки —
   шёлк, шуршащий по району,
   и на ветках две голубки
   это брови не её ли?