Строительные мокнут чертежи,
разобран кран, разъехались прорабы,
и ветер сквозь огрызки-этажи
так голосит, как в войны воют бабы.
«Нельзя быть таким интровертом, Елена…»
Нельзя быть таким интровертом, Елена,
такой недотрогой нельзя.
Весь вечер у стенки лежать как полено,
пугаясь грозы и дождя.
Смотри, как любви проплывают подводы
и похоти едут возы.
Прислушайся – верные зову природы,
телесные ноют низы.
Елена, нельзя быть таким интровертом,
одно только горе с тобой.
К тебе почтальон позвонился с конвертом,
ты тапки надень и открой.
Он юный и стройный, в искусственной коже.
Он, видно, студент МИРЭА.
Коснись его куртки, Елена, о Боже —
сойди наконец-то с ума.
Сойди, убеги из проклятого дома,
консьержкину будку сожги.
Привычного быта дурную плерому
взорви и в леса убеги.
Всё ближе огонь Иоанновой ночи,
когда на вечерней заре
крестьянские дщери и дети рабочих
сожгут своё платье в костре.
Орляк зацветает в бору потаённом,
куда непроглядны пути.
Не Машка с таксистом, а ты с почтальоном
должна этот цветик найти.
«В зелёный берег тюкнулись челны…»
В зелёный берег тюкнулись челны,
из них возникли злые чужаки,
пришельцы из неведомой страны.
Туманом, тиной тянет от реки.
Огромные, в железе и шерсти́,
воняют так, что к ним не подойти.
Оглянешься – ворона прилетит.
Затеешь песню – чайка прилетит.
Понёвы, юбки серые стирать
у чужаков и чаек на виду
тебя послала мать или не мать —
старуха, стерва, старшая в роду.
Гремит их гогот, лязгает их смех,
они идут в поселок на холме,
за ними сыплет пепел или снег,
незнамый здесь, обычный в их стране.
Ты из тумана вырвала листок,
на нём фигурки быстро начерти.
Ворона его в клюве донесёт.
Она устанет – чайка долетит.
Пускай готовят лучшую еду,
затопят баню, позовут к столу.
Пускай старуха, старшая в роду,
забьётся и обмякнет на колу.
«Ребята, у вас очень много пурги…»
Ребята, у вас очень много пурги,
но что-то товар небогат
и все, кто вам скажет об этом – враги,
а кто не из ваших бригад,
тот явно урод и умом недалек
и бабы тому не дают.
А всё-таки в деле у вас недолет
и в слове у вас недокрут.
А я-то молчок, молоточком тук-тук
в каком-то квартале от вас.
А то, что торопится в мир из-под рук —
то жёлтая жаба, то черный паук —
ни вам, ни другим не показ.
Фэнтези
От огнедышащего ящера,
от семиглавого огня
не умереть по-настоящему,
судьбу с кольчужкою кляня.
Не положить дурные косточки,
не заслужить себе креста,
ногами считывая досточки,
пролеты шаткого моста.
Остановитесь, братья-витязи,
куда нечистый нас понёс?
Ведь это, извините, фэнтези,
здесь нету гибели всерьёз.
Щёлк – и рассеется видение,
исчезнут башни-каланчи.
Из дуба сделаны, из дерева
заговоренные мечи.
Не в этой выжженной сторонушке
смерть поджидает молодца.
Она под юбкой у Аленушки,
она в объятии кольца.
Её подвозят электричками,
куда влетаешь на ходу.
Она дерётся косметичками,
вливает зелия в еду.
И семь светил ведет Полярная
на нерест, будто глупых рыб.
А там уж нарния – не нарния:
открылся шкаф, и ты погиб.
«Дайте им второй и третий шанс…»
Дайте им второй и третий шанс:
он с цветами и она в гипюре.
Я всё время думаю о вас.
У меня в душе такие бури.
Чёрный доктор, чёрные глаза,
рестораны с видами на бухту,
над которой жмет на тормоза
солнца утомленного кондуктор.
Есть вторая, третья красота,
ложечкой мутящая рассудок.
Даром ли от рожек до хвоста
показался в зеркале ублюдок?
Север
1
Курс – север, и природа все смуглей,
а в шаре гелий, а в корзине гей.
Наверно, гений.
Он видит сверху множество явлений:
оленей бег, медведей под скалой
и сумрачную тряску поколений
за деградирующий плодородный слой.
И позади забытая война
ему уже не кажется гражданской,