Обнажившись, Люси со вздохом посмотрелась в зеркало. На сегодня, пожалуй, любоваться собой достаточно. Тряхнув головой, Люси взяла из стопки простыню и, пододвинув приступочку, полезла на каталку, представляя, какой идиоткой выглядит со стороны.

Улегшись на холодную клеёнку и до подбородка укрывшись простынёй, Люси почувствовала себя одинокой и глубоко несчастной. Беспричинная тоска охватила её, в следующую минуту сменившись столь же беспричинным страхом. Ей вдруг захотелось вскочить с каталки и как есть, в чём мать родила, броситься вон из комнаты, пока толстомордый псих не прирезал или не придушил её. Люси уже была готова поддаться импульсивному желанию, но тут послышался звук открываемой двери.

Через пару секунд за ширму впорхнул Васнецов. Костюм из рубчатого вельвета он сменил на белый медицинский халат, набросив его прямо на голое тело, а вместо домашних туфель надел резиновые тапочки. Используя новую методику, он мог бы делать своё дело даже в лайковых перчатках, драповом пальто и надвинутой на глаза касторовой шляпе. Впрочем, у него никогда не было лайковых перчаток, а шляп он не любил. Но Фреду приходилось маскировать ноу-хау, поэтому он по-прежнему вынужден был проводить пациенткам и пластику лица. Теперь, когда все заботы по омоложению взяла на себя новая методика, он постоянно боролся с соблазном отбросить «лишние сущности». Но как ни нахлыстывал себя Васнецов, проводить почти потерявшие смысл пластические операции с прежней аккуратностью, ответственностью и тщательностью он уже не мог. Увы, в последнее время он просто халтурил, всё чаще прикладывался к бутылке и выполнял пластику лица с недопустимой в столь тонком деле небрежностью.

Посмотрев на лежащую с несчастным видом Люси, Фред шутливо бросил:

– Ну, что нос повесили? Вы в порядке?

– Да-да, всё хорошо, – поспешила заверить его Люси, ёжась словно от холода.

– Пристёгиваться будем? – деловито осведомился Васнецов. На самом деле процедура пристёгивания была совершенно ненужной, но Фред никогда не упускал возможности попугать пациенток и исподволь посмеяться над ними.

У Люси нехорошо ёкнуло сердечко.

– Послушайте, Фреди, не делайте этого. Я обещаю, что буду вести себя, как…

– Как Муций Сцевола, что ли? – насмешливо перебил Васнецов.

Он наклонился и, подхватив первый ремень, со зверским выражением лица принялся тщательно приторачивать обнажённую руку Люси к специальной скобе.

– Что вы делаете? – с тревогой спросила Люси, сбиваясь на ненужную риторику.

– Пристёгиваю вашу руку, – спокойно пояснил Васнецов.

– Вы что, сумасшедший?

– Есть немного, – одарив пациентку очаровательной белозубой улыбкой, охотно согласился Фред, весело приговаривая про себя: «Дрожи, дрожи, сучка! Красота требует жертв, а молодость тем более!» – И печальным голосом с чувством и не без шарма продекламировал своё любимое:

Ушиб растает. Кровь подсохнет.

Остудит рану жгучий йод.

Обида схлынет. Боль заглохнет.

А там, глядишь, и жизнь пройдёт…

Люси стало совсем не до смеха. Собрав в кулак всю свою волю, она с огромным трудом сохраняла внешнее спокойствие. Ей придавала силы мысль о том, что она всё равно смелее и мужественнее суетящегося вокруг неё мужика в белом мясницком халате. Откуда Люси взяла, что Васнецов трусоват, она не смогла себе объяснить. Вероятно, это подсказала ей интуиция. И, как показало время, жестоко ошиблась.

Пристегнув к скобам обе лодыжки пациентки, Васнецов перешёл в изголовье и развернул каталку так, что ноги женщины оказались обращёнными в сторону проёма, образованного стеной и краем раздвижной ширмы.

– Ну что, поехали? – спросил он замогильным голосом. – Вы разрешаете начать вывоз вашего тела?