– Свернутые горы сулят новый день!

Сегодня и ближайшие сто лет я не буду просыпаться под ее ласковую чепуху. Закрепощенные тело и дух протестовали скрипучей хандрой в ответ на кряхтение пружинного матраса. Неудобно. Неприятно. Испанский шкаф и его дубовый брат – сундук с книжно-журнальной макулатурой – тоже показывали свое недовольство, вышвыривая пару изданий в ответ на запиханную с вечера сумку. Между тем, шевеля полотно, служащее заменой остекления, за окном стесненно кружились осы, перебивая цвет прыгающей по стене радуги.

Я все еще валялся в кровати, когда «нырнул» в прошлое, взглянув на композицию с фото на противоположной от окна стене. Снимки с конца XVIII века, уму непостижимо! Пожелтевшие карточки занимали верхушку древа. Мексиканцы того времени хмурые, напуганные, дикие. Опускаясь ниже, поколение Пересов точно просыпается, становясь от года в год свободнее. Первый блекло-цветной снимок в цепочке родства поднял с постели. Двое юношей – два брата Винсенто и Роджелайо стояли в обнимку, внизу темными чернилами было написано: «Дни миновали, карточки выцвели, другие осыпала крапина, но имя Пересов не запятнано».

Поодаль от древа, на радужной стороне комнаты, пыталась обуздать ветвь туле молодая Адриана. Непосильная задача. Пусть ее растопыренные пальцы – длинные, цепкие, но им не обхватить столь могучую перекладину растения. Охраняет вертлявую девчонку покорное существо – смешной щенок лесной собаки. Пес усердно тянется белыми лапами к резвым пяткам хозяйки, которые тем временем убегают к пояснице. Парочка выглядит нелепо, пытаясь достигнуть каждый свою цель. Вот только ни переживания смотрящего, ни земное притяжение, ни оковы бронзовой рамки не в силах помешать юношескому пылу попытать удачу.

Любопытно, синьору отбили от родового дерева из-за принадлежности к другой семье или она сама предпочла держаться подальше от унылого корневища?

Адриана заботилась о молодости асьенды, обставляя дом свежими цветами, амулетами, благовониями. А что сейчас? Непосещаемый музей воспоминаний. Документальная история возбуждает интерес. Я повелся на соблазнительную мысль: изучение хозяйства может стать отправной точкой к сближению двух мужчин. Спустившись на пару ступеней вниз, я окинул взором обеденную зону, возглавляемую старинными часами. Правее – пухлый холодильник у двери, слегка загораживающий окно. Осмотрел гостиную, обвешанную картинами, – их обязательно надо бы пошкрябать ногтем на предмет подлинности. Изучение приостановилось на диване – мебель заняла большую часть зоны приема гостей. В каком-то смысле мягкий, округленный дедушка-диван мне больше родственник, чем Винсенто. Лето далекого детства… Помню, как забирался на слишком мягкое изголовье, представляя себя капитаном подбитого корабля, а потом засыпал на подушках под песни Адрианы. Она пела о храбрых индейцах, о волшебных цветах, готовила гаспачо и рассказывала о бессмертном бизоне, который погиб у источника в этих краях.

Вещи не были распакованы. Осевшая дверца шкафа открывалась, царапая мансарду. Достав непомещающийся скоп одежды, я понял, в чем дело. За второй дверцей, покрытые тазом, засели три полки с зелеными помидорами. Помидор атаковал весь дом от кухни до дымохода. Проныры, любящие темницу, – одно, кусты с пасынками, шипами и пахучими листьями – другое. Паслен мной обнаружен в сундуке. Сейчас кому-то станет тесно. Попытка разместить пожитки не увенчалась успехом – ни боком, ни под, ни над.

– Под кровать суй барахло.

За спиной откуда ни возьмись появился он. Рядом меж ног вырисовывала восьмерку собака.