Ночью синьор Перес привел какую-то синьору. Прежде мне было жаль, что с уходом жены в иной мир Винсенто приходится жить в одиночестве и что никакая женщина не согревает его дом. Но как только случилось его счастье – я глубоко оскорбился. Как же можно предать память любимой жены? Меня никогда не оставляла мысль, что умершая хозяйка не спешит покидать дом и в то же время путешествует в загробном мире – она живет на два государства. Приводить потаскуху все равно, что отрицать дух. Голос говорил, пресекался, снова говорил. Для себя я решил, что женщина весьма неприятная. Нависая с высоты лестницы, я ждал, когда болтушка покинет комнату первого этажа, но и спустя час этого не случилось. Проснулся я в своей постели со странным ощущением стеснения, переживая, что чужачка поднимется и заговорит со мной. Что, если я спущусь, а она еще там? Опасения не подтвердились. Первый этаж был самим собой – убранным, сдержанным, без гостей. В следующие дни никто не приходил, и я засомневался в реальности существования женщины.

Самый ярый приверженец одиночества так или иначе имеет связь с кем-то из людей или духов, или же, в конце концов, разговаривает сам с собой. Стало быть, друг нужен каждому. 28 мая с ватными от предстоящей встречи ногами я решился отыскать дом Хосе-Вито. Следуя за загубленной стелькой гористой тропы, вглубь на юго-запад от авениды, можно ощутить ускользание благополучия. Грязные фавелы нищего характера, заселенные простыми рабочими и немощными мексиканцами. В трущобной половине Мехико встречается типовое жилье для бедных. Ситуация в Альма де ля Терра несколько печальнее: лачуги ниже и теснее, смрад тяжел и чувствительным несносен. Опасаясь сложностей, которые могут возникнуть у юного чиланго[20], я шел быстро и не смотрел по сторонам. Прогулка становилась душной. По спине тек пот, точно от прелой турецкой бани. Виной было непростиранное белье, оформленное на окнах шторой с падугой из носков.

От дяди я узнал, что дом мальчика расположен на канализационном колодце. Он заявил, что я без труда узнаю место – самый крупный узел городских сливов. Водный комитет позволил Корнелиусам избежать оплату коммунальных услуг из-за неудобств, связанных с запахом и с проведением ежеквартальных осмотров колодца. Удачным обстоятельством для отца Хосе-Вито стала авария в Гвадалахаре. По вине нефтяной корпорации произошел взрыв канализационной системы. В том же 1992 году повредился колодец Икера Корнелиуса. Затребовав у Хунта[21] компенсацию, пострадавший, по справедливости, ее получил. Эти деньги могли улучшить жилище скаредного Корнелиуса, избавив его от статуса нищего, но тот попросту спустил все на текилу. Вот и стоит сейчас передо мной, мягко говоря, скромная хижина. Я был рад, что со скитаниями покончено. Дом Хосе-Вито Корнелиуса – это вторичный кирпич с облицовкой металлическим штакетником и с выходящей из земли вертикалью трубы. Привлекательным из увиденного может показаться пальма, прильнувшая к колодцу нечистот. Ствол дерева истерзал нож, глубокие отметки вели какой-то счет, а перетянутая тройная проволока с придушенной за горло игрушкой слоника рекомендовала поскорее убраться с улицы.

Я постучал, и мне тут же открыли. Упитанный мальчик в одежде свободного размера держал на руках трехшерстного кота, который грыз мыша.

– Жирный, – сказал я первое, что пришло в голову.

– Это ты о чем? – с недоверием отстранился толстяк. Без сомнения, передо мной стоял Хосе-Вито.

– Котяра мышь поймал здоровую.

Хосе-Вито вышвырнул кота.

– Ты приехал на лето? – мальчик говорил обыденно, словно мы виделись вчера.