Пристроив лошадку, Наум с кумом поставили для торговли деревянный складной стульчик и деревянный же ящик, найденный ими прямо здесь, на рынке. Стульчик же, хлипкий как все складные стульчики, был у них усилен приколоченным к ножкам нестрогаными деревянными дощечками, что делало его более основательным, теперь и кум, и Наум могли сидеть на нём без опасения сломать его своей тяжестью.

Но они не спешили садиться, неторопливо прохаживаясь около, осваиваясь на новом месте, что ж, день можно сказать потерян, перебираться на сельскохозяйственный рынок было уже поздно, это уж завтра ― думали бы они, если б умели думать, ― что ж, по крайней мере мы теперь как бы при деле, на законном своём месте, а не маемся без толку, не зная куда себя девать от смущения и сознания своей неуместности, никчемности и невостребованности.

Аркашка кажется уже совсем потерял интерес к Науму с кумом, и тоже прогуливался неподалёку, размышляя о чём-то о своём, и когда он очередной раз поравнялся с Наумом, Наум неуверенно сказал ему указывая на лежащие на телеге мешки:

– Сто рублей! ― сто рублей мешок!

– А, не, не, вы стаканами торгуйте ― сказал им Аркашка отвлекаясь от своих мыслей, ― стакан-то у вас есть наверно?

– Уж что что, а стакан-то у нас есть ― оскаливаясь отвечал плохо побритый Наумовский кум, и оба они сняли с воза мешок, поставили его перед стульчиком и ящиком, развязали, аккуратно закатав края, а сверху поставили стандартный гранёный стакан, предварительно насыпав в него горку овса.

Аркашка сделав полуоборот на каблуке (у тапочка, как ни странно, тоже есть каблук, хоть и совершенно незаметный) поворачиваясь к публике, вытянул вверх и вбок руку и торжественно провозгласил:

– Овёс недорого!

– Рупь стакан!

Буфер обмена у Наума, давно уже бал готов переполниться, и в этот момент он наконец переполнился, и Наум на минутку впал в ступор, пытаясь прикинуть, сколько же стаканов в мешке?

Триста? Семьсот? Тысяча?

Сколько стаканов удастся продать?

Восемь? Четыре? Два?

Но прохожие конечно же не торопились покупать совершенно ненужный им овёс и равнодушно проходили мимо, хотя следует заметить, что и рядом, у продавцов других, самых разнообразнейших товаров дела тоже шли не самым лучшим образом.

Это была скорее выставка, а не магазин или рынок, и поэтому Наум с кумом были вполне довольны новым своим положением, полученным благодаря подсказкам Аркашки, который теперь прохаживался мимо них туда-сюда, задумчиво поглядывая то на стоящую у стены лошадку, то на стену планетария, то куда-то вверх, на купол.

Поравнявшись очередной раз с Наумом он вдруг уставился на мешок, подняв вверх указательный палец, замер так на несколько секунд, и сообщил Науму, что им ещё не хватает бумаги, бумаги для пакетиков, чтобы покупатели могли насыпать в них овёс, и предложил Науму пойти купить старых газет или журналов на пятачке где торгуют книжками.

Они обогнули первый ряд, ближайший к площади, где лежали дорогие книги в твёрдых обложках, дополнительно обёрнутые ещё и в глянцевые суперобложки, прошли мимо барда с гитарой, поющего себе под нос что-то едва слышное, перед ним почему-то лежал футляр не от гитары, а от скрипки, с брошенными туда несколькими разного достоинства купюрами и мелочью, но нетрудно было догадаться, что это он сам их туда и бросил, с целью вызвать подобие цепной реакции, и прошли ещё дальше, к группе из человек двенадцати образовавшей полукруг центром которого была девушка читающая длинное стихотворение, или даже поэму, читала она почти наизусть, лишь изредка заглядывая в листки бумаги которые она держала перед собой: