Нин поздоровалась, не обращаясь ни к кому, и одноглазый – как почему-то и ожидал с любопытством наблюдавший за ним Энки – ответил очень вежливо.

Опупел, бедолага, сказал себе Энки. Красота Нин поразила Амурри, и забастовщик не собирался делать вид, что это не так – даже во имя солидарности трудящихся перед лицом классового врага.

– Амурри, наш классовый враг. – Представил он, не забывая об обязанностях хозяина. – Амурри, это та старая дева, которая чудищ делает.

Амурри с максимальным достоинством, доступным аннунаку в лава-лава, ответил:

– Ты же сказал, не делает.

– Ну, с командором ты знаком. – Как ни в чём не бывало ответил Энки, указывая на застывшего у машины. – Это тот аннунак, который тебя…

И Энки сделал движение возле собственной шеи, высунув язык.

– Ясно.

Энлиль сказал от машины:

– Нин, оказывается, собиралась в Новые Лаборатории, она обещала захватить меня.

Судя по выражению лица сестры, она не помнила о своём обещании.

Амурри развернулся и пошёл прочь, ни слова не сказав.

Нин сомкнула уста довольно плотно и, также не нарушив молчания, вернулась к машине. Энки вслед поинтересовался:

– Ну, как тебе?

Он качнул головой в сторону Амурри, уходящего прочь. Нин обернулась, посмотрела на Энки и села в машину на пассажирское место. Энлиль в лучшей роли джентльмена. Но джентльмен внезапно вылез со своими сапогами:

– Каков твой план действий?

Энки, собиравшийся уходить, вернулся.

– У меня встреча.

– С кем это?

Энки приглаживал волосы. Глянул, возмутился:

– Нет, а что ты такой подозрительный? С лидером у меня встреча. Пока неофициальным. Помнишь, я говорил.

Подошёл к брату, задумчиво протянул лапу и потрогал мундир. Энлиль опустил взгляд на толстые покарябанные пальцы брата. Поднял взгляд – глазки Энки уставились в упор.

– А ты таким не был в той гостинице. – С нежным укором прошептал он.

Энлиль, глядя ему в лицо, отбил руку Энки так больно, что тот засвистал – уй-ю-юй, подул на пальцы.

Нин недоумённо рассмеялась:

– Я что-то не поняла.

Энлиль сжал зубы.

– Шалунишка.

Энки, указывая на него, жаловался:

– Ну вот, чес-слово, ну, я не понимаю. За что, – обернулся, – дерётся ещё… службист. Я про тот дивную гостиничку у дороги, где мы с ним кантовались после того, как я, – помахал крыльями, – вырвался на волю из армии.

– …Где тебе было так плохо. – Продолжил Энлиль, уже пришедший в себя и готовый отразить атаку.

Энки уходя, посоветовал Нин, указывая на командора:

– А ты расспроси, расспроси его.

Ушёл, всунул голову в окошко – показал безмолвно, сказал губами – спроси.

Для посещения конторы одноглазый надел штаны и корсарскую безрукавку, что добрый Энки расценил, как акт доброй воли, а злой Энки, как проявленную слабость.

– Стыдуха. – Молвил одноглазый, показывая на стену пальцем.

Палец – длинный красивый грязный указательный.

– А? – Шебуршась с чайником, как гостеприимный хозяин, отозвался Энки и мельком через плечико глянул-хмыкнул.

– А.

На стене в теньке за любимою всеми картой шахты со срамотными человечками, изображающими различные виды работ, помещался, давая крен на восток в богатой облупившейся раме портрет государя Ану с подписью «Всегда рядом».

– А чего стыдуха?

– Чегой-то он рядом… я не просил.

Принимая чашку в ладони, одноглазый вежливо поблагодарил, нечаянно выдав свой настоящий голос – сугубо интеллигентский.

Ага – сказал себе Энки.

– И чего – собака он, что ли? Рядом, видите ли. – Снова переходя на, как понял Энки, свой карнавальный голос, продолжал одноглазый и снова запродался – отхлебнул бесшумно и чашку этак взял – ну, чисто профессорский сынок.

– От тебя, дружище, пахнет… – Глядя ему в глаза, сказал Энки и помахал ладошечкой.