– Брат!

Эри вот уже минуту пристально смотрела на сына, всё усложнявшего танец. Энки, создававший мощный по экспрессии образ, считал сигналы, подаваемые ему уже тремя приверженцами в тот момент, когда мятущийся дух швырнул его на танцпол чуть ли не навзничь.

Сильные руки подломились, и тело Энки рухнуло в неожиданном ракурсе. Музыка не останавливалась. Энлиль привлёк к себе девушку вполне допустимым образом и смеялся ей в погончик. Эри покачала рыжей головой.

– Народные элементы самое сильное место в салонных танцах. – Сказала она себе.

Энки пополз к матери по полу, показывая, что ранен, возможно, смертельно. Иштар быстро начертила по воздуху свой знак, и музыка сгорела, оставив Энки в тишине, напомнившей Нин сегодняшний вечер на прибрежье.

Энки подождал с простёртой рукой и открытым ртом и – на шум-бум-бац, вскочил легко, как подлетел. Эри что-то ему сказала, и он опустил лицо, прикрыв ладонью до продолжающих приплясывать бровей. Всеми овладела будоражащая нервишки растерянность.

В толпе гостей Энки выглядел растерянней прочих. На самом деле, у него была цель. Смыв ладонью маску стыда, он деранул от матери. Болтая со всеми и ни с кем, вновь ловко ускользнув от Эри, пройдя пару шагов в обнимку с двумя инженерами, причём это короткое общение закончилось страшным двойным хохотом спутников Энки, продолжившего свой путь в одиночку, – он оказался в юго-западном углу Гостиной, где отразился в гигантском сумрачном зеркале и отразился не один.

Здесь он проговорил своим самым мужественным голосом, чуть ослабленным – будто только что получил под дых:

– Нин, мы так молоды…

Она, не предпринимая попыток к бегству, думала и молчала. Энки зашёл сбоку, потом приплюсовал ещё шажок.

– Это вроде как болезнь, как что-то отдельное от меня, я должен переболеть этим.

Нин обдумала, и в открывшейся паузе удержав взглядом в зеркале руку Энки, которая дёрнулась в её сторону, сказала отчётливо и со вкусом:

– Иди от меня со своей молодостью, Энки, и со своими болезнями. Во веки веков. Понял? Иди, иди.

– Я понял. Понял… я иду. Видишь? – Отступая, заверил Энки, держа ладони впереди себя.

– Я виноват, страшно виноват. Я провинился перед духом местности. О Господи, до чего ты добра. Я всё искуплю.

– Больной…

– Да… да. Я искуплю. Я всё для тебя сделаю. Всё, что скажешь. Прыгну в огонь.

– Это что, из-за Энки музыку выключили?

Военная девица всё знала:

– Не-а. Там какой-то шумок зацепили. Пока мы плясали.

– А я не слышала.

– Так ведь они же профессионалы.

– Это который?.. – Фрейлина провела указательным и средним пальцами над одним из своих лесных глаз, в котором Иштар увидела полянку в чёрных тенях под луной.

Иштар посмеялась. (Видение она отвергла.) Потом серьёзно сказала:

– Личная служба. Опасная. И сами они опасные.

Фрейлина поёжилась.

– А что за шумок?

– Какие-то звуки страшные на равнине.

– Какие?

– Странные.

Фрейлина задумалась со всей основательностью осьмнадцати лет. Мысль её направилась в единственно возможном направлении.

– Животные всякие…

Иштар сказала:

– Чего там у Нин в инкубаторе…

– Если я захочу кошмаров на ночь, я скажу, – огрызнулась военная девица.

– А, ну ладно. – Иштар выгнула губы, сделала отбой ладонью. – Как скажешь, как скажешь.

– Пусть на ночь нашу конституцию почитает, – вмешался молодой инженер.

– А ты читал? – Изумился кто-то. – И что там?

– Умолчим. – Сказал Энки, вырастая за спиной. – Не забудьте, тута шпион.

Инженер отвлёкся – белая макушка проплыла с запада на восток.

Шпион прошёл с востока на запад к компании постарше – вероятно, обсудить погоду – и улыбнулся девушкам.

– Не, ну, сестра, давай мы его на свидание пригласим.