И показал ладонью. Энки кивнул.

– Понял.

Эри, подержав сыновей взглядом, слегка успокоилась и завела разговор с мрачным флотским.

Энки, рассказывая о плотине в верховьях реки, вертел ложку.

– И, поверьте, я этаким манером перегорожу океан.

Энки увлечённо хлопнул себя по лбу.

Эри серьёзно подняла палец.

– Вы слышали? Кажется, это великий колокол Нибиру.

Иштар повернулась к Нин.

– Эй, вы положили ему нож слева?

Эри тем временем нагнулась и подняла с пола сумочку. Энки что-то говорил военной девице, перегнувшись через Иштар, но краем глаза углядел и закричал:

– О нет, мама, о нет. Только не… Извините.

Он вытащил что-то из тарелки девицы.

– Уронил. Извините. Мама – нет. Ма-ма.

Эри, вытащив из сумочки маленькое зеркальце Мегамира, щёлкнула и раскрыла.

– Мама, не сработает. Тут пока сигналу нету. Вот ты спроси у неё. Она человек военный. Нету ведь сигнала? Мама…

Эри покрутила Мегамир, морщась, затем вытряхнула оттуда большой семейный альбом.

– Там даже есть видео Таматутатианской битвы. – Похвастался Энки и тут же сложил руки. – Мама, они выцвели. У меня там глаза красные. И закрытые.

– Это, когда они встретились после армии.

Энки отгородился каким-то сосудом.

– Очень вкусно. Что это?

– Энки после армии.

– Это рыба.

– Мама, предупреждаю… очень хорошая рыба.

– Ну, они такие тут молодцы. – Отозвалась Иштар. – Даже завесили буфет в меблирашке покрывальцем. Дай-ка. Я не могу рассмотреть – а нет, мундир застёгнут. Почти правильно.

Энки сел прямо, пробежался пальцами по рубашке, глянул под стол, коротко простонал и принялся быстро рассказывать военной девице о том, как трудно шли генетические эксперименты по созданию волов.

– Они тут такие задумчивые.

– Вовсе нет. Они ревели и бросались на всякого, кто…

– Ещё бы. Даже если бы они пили только воду, это уже было бы поводом для тревоги.

– Ну, мама, это старая шутка…

– Старость не всегда плоха, детка. Папа тогда приехал, чтобы обласкать Энки. Вот уж не шутка – первенец отслужил. Как там было с дедовщиной, сынок? Я как-то не интересовалась.

– Ужасно. – Горестно сказал Энки, вытягивая шею и пытаясь рассмотреть. – Просто ужасно. Я ненавижу войну. Прекрасная рыба. Кто готовил? Иштар, ты бы покушала.

Он сделал жест, чтобы прикрыть доступ к фото.

– Они меня материться заставляли. Мама, как ты можешь…

– Да, я бессердечная мать. – Согласилась Эри.

– Замечательные фото. – Похвалила военная девица.

– Энлиль, возьми рыбки. Тебе для пищеварения полезно, ты сам говорил. Позволь, я помогу… – Сказал Энки и прошипел. – Сделай что-нибудь. Отрицай всё. Подчинённые подумают, что я страдаю алкоголизмом.

– Когда я с тобой разговаривал о пищеварении?

– Так ты страдал алкоголизмом, сынок? – Спросила Эри, отставляя фото, чтобы рассмотреть, и протягивая его по кругу в сторону от Энки.

Энки сделал хватательное движение и, поставив локти на стол, уткнулся в ладони.

– Я сделал, всё, что мог. Если тут начнётся бунт, ты будешь виноват. – Выпростав руку, он погрозил Энлилю кулаком.

– Тётя Эри, дайте посмотреть… Я-то тут при чём? – Посмеиваясь, спросил Энлиль.

Он глянул.

– А мама их видела?

– Я ей тогда же и переслала… как нашла в коробке из-под ботинок под той стопкой журналов.

Энки поднял голову и посмотрел так, будто он ни слова не понял. Потом громко обратился к инженеру:

– Так вы женаты?

Энлиль, выйдя из-за стола, уже стоял у окна. Отодвинув угол шторы, выглянул.

– Почему бы не открыть? – Спросил Хатор-кровник. – Не люблю затемнения.

– Там бродят мужчины. – Сказал Энки.

– Что?

Энки, оглядев плечо Нин, потянувшейся за хлебом, поспешно растолковал:

– Это метафора.

Он вскочил и, обойдя стол, обнял мать за плечи.