– Ах, да-да. Вспомнил. О каких-то дезертирах твой лейтенант мне докладывал. Это они, что ли? Я и смотрю, крылышки у всех веревочками спутаны, – насмешливо заметил Страськов.

– Так точно, товарищ старший лейтенант. Я вел их сюда один, пешим порядком, – пояснил Алексей. – потому и связал. К тому же за ними, кроме дезертирства, есть и другие преступления.

– Преступления? Какие? – заинтересовался старлей.

– Они убили часового и завладели его оружием.

– Убили? И с оружием сбежали? – переспросил Страськов. – Так и чего ты мне их притащил? Что мне с этим дерьмом прикажешь делать? Старшина!

– Слухаю, товарыш старший лейтенант, – отозвался старшина Кобзев.

– Тащи сюда мой пистолет. Он там, на ремне, в кобуре. Живо! Сейчас мы наши приговоры в исполнение приводить будем.

– Эсты – четко произнес старшина и скрылся за скрипучей дверью.

Жаблин и его подельники, хоть и стояли, кажется, поодаль, чутко прислушивались к разговору сержанта и старлея.

– Е-мое, – заныл Шкабара. – Меня-то за что? Я не виноват…

Жаблину больше умолять никого не хотелось. Его охватила черная, бездонная пустота. Уже и жить не хотелось так, как он желал, оказавшись недавно перед наведенным стволом той твари. Жаблин почувствовал, что он устал, смертельно устал. Да еще эти руки…

– Уот, товарыш старший лейтенант, – протянул Страськову пистолет вернувшийся старшина.

Тот снял его с предохранителя и не целясь выстрелил в березовую чурку. От дома уже подались прочь редким строем штрафбатовцы, ведомые старшим лейтенантом. Автомобиль укатил по разбитой дороге без него. Вадим Шелепов, шедший в последней паре строя, услышал Страськова и смачно сплюнул на дорогу.

– Так, подлецы, убийцы и дезертиры, слухай сюда, – бросил оперуполномоченный трем понуро стоящим штрафникам. – Зачитываю вам приговор. Именем Союза Советских Социалистических Республик… За совершённые злодеяния: первое – нарушение воинского Устава и воинской Присяги, а значит, измену Родине; второе – убийство находящегося при исполнении военнослужащего и завладение его оружием… Приказываю: военнообязанных… Как их?

Алексей подсказал:

– Жаблин, Гриднев и Шкабара…

– …Жаблина, Гриднева и Шкабару приговорить к высшей мере наказания через расстрел. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

– Вопросы есть? – спросил Страськов у осужденных. – Вопросов нет. Кру-у-у-гом!

Штрафники с большим трудом повиновались. Ноги не слушались. В головах бродили путаные мысли: а может, это злая шутка, выкинутая капитаном. И сейчас этот спектакль закончится, и все весело посмеются над ней и, конечно, над ними. Эк, мол, как их лихо разыграл ловкий на выдумки старлей.

Сзади снова раздался голос Страськова:

– Приговор привести в исполнение немедленно.

Оперуполномоченный поднял руку с пистолетом вверх и выстрелил… два раза. Один из приговоренных, стоящий в середине, Гриднев, медленно опустился на колени и обеими руками зажал уши. А крайний, рыжий – Шкабара, – неуклюже повалился набок и, наконец, рухнул на землю во весь рост, потеряв сознание. Стоять остался лишь Жаблин. Он уже никого не слушал и ничего не слышал. Ему было все равно.

– Ну вот, сержант, как-то так, – усмехнулся Страськов. – Считай, что сегодня была репетиция. Все равно сегодня их закапывать некому, а до завтрашнего дня, да при такой жаре… Сам понимаешь. А вот завтра – состоится премьера. Жаль, что ты на ней не поприсутствуешь.

Подул в дуло, вытянул руку с пистолетом, прицелился, опустив ее и протрезвевшим голосом сказал, взглянув Алексею в глаза:

– Свободен, сержант.

– Есть! – осталось ответить Алексею. Он развернулся и двинулся по дороге в обратном направлении. Но тут же его остановил голос старлея: