– Вы можете быть свободны, Николай Федорович.

– Есть, – ответил майор.

Когда за ним затворилась дверь, подполковник Смоляков заговорил с Алексеем.

– Так что, значитца, младший сержант Боровых, вы в моей команде. Завтра утром встречаемся здесь же для завершения дел с этими вот бумагами, – он указал на вынутые из конверта документы. – И для окончательного решения вашего вопроса с местом службы, постановки на довольствие и выполнения первоочередных поручений. А пока вот…

И подполковник подвинул к себе листочек бумажки, что-то черкнул на нем и подал Алексею со словами:

– Это местечко для вас, чтобы день прожить да ночь скоротать. Там, кстати, вас и покормят. Тут недалеко. На той стороне привокзальной площади. Найдете, не маленький. Вы свободны, сержант.

– Есть, – ответил Алексей встав со стула.

Когда он вышел на свежий воздух, взвод был выстроен недалеко от Железки. Перед шеренгами стояли лейтенант Одареев с незнакомым офицером. Тут же и мотоцикл с коляской, у руля которого устроился старшина, дымящий папиросу.

У штрафников шла поверка. Старший лейтенант Страськов стоял перед взводом, расставив ноги и покачиваясь с пяток на носки. Руки он держал за спиной, между пальцами был зажат длинный тонкий прутик. Он то и дело вертел им и похлапывал себя сзади по ногам. Фуражка была низко надвинута на лоб капитана, скрывая глаза. А он из-под округлого козырька видел всех и все.

– Нахимчук… Я! Овсепьян… Я! Румянцев… Я! Ухарский… Я! Шелепов… Я! Яковлев… Я! – заканчивал перекличку лейтенант Одареев.

Оперуполномоченный особого отдела Страськов до поры равнодушно оглядывал стоящий перед ним рядовой состав и вполуха слушал фамилии штрафников. Пока вдруг… Пока вдруг глаза его не наткнулись на тяжелый взгляд знакомых глаз. Старшего лейтенанта от неожиданности обожгло. У него аж перехватило дыхание. Но скоро он справился, унял волнение. «Вот ведь черт… – упрекнул он себя. – Надо же как… И чего это я?».

А тяжелый взгляд… А знакомые глаза… Это был Шелепов Вадим. С этим Шелеповым Вадимом у него, Страськова, образовались свои счеты. Придя в себя, Страськов даже внутренне возликовал: «Эге, дружок, так ты, я смотрю, в рядовые подался. Так-то, товарищ полковник. Жизнь, она штука хоть и непредсказуемая, но справедливая. Так что пришло времечко. Повстречаемся. И еще поквитаемся».

И он старался больше не смотреть в сторону Шелепова.

– Товарищ оперуполномоченный, – доложил лейтенант, – поверка личного состава завершена. По списку на построении должно было присутствовать тридцать шесть человек. Присутствует тридцать два. Трое совершили побег. Один погиб. Из оставшихся двадцать один назначены в штрафную роту, и одиннадцать человек назначены в штрафбат. Об отсутствующих вам передается докладная. Рапорт сдал лейтенант Одареев.

– Рапорт принят, – махнул возле козырька фуражки Страськов. – Хорошо, лейтенант, вы свои обязанности по доставке пополнения выполнили полностью. Сопроводительные документы я у вас забираю. А с дезертирами будем разбираться. Можете быть свободны.

Лейтенант передал оперуполномоченному Страськову коленкоровую папку. Офицеры пожали друг другу руки. Приняв пакет с документами, старший лейтенант Страськов обратился к старшине, восседавшему на сидении мотоцикла:

– Старшина Кобзев…

Тот соскочил с мотоцикла и встал перед старлеем.

– …примите под свою команду взвод и приведите его в Травниково, к нашему отделу.

– Эсты приняты и прывесты, – ответил старшина.

А старлей, сев на мотоцикл, подался прочь отсюда, прибавляя газу и поднимая густые клубы пыли.

– Ну что, поздравим друг друга с выполнением ответственного поручения, – с веселыми нотками в голосе воскликнул лейтенант.