И все же при самой кропотливой работе фортуна порой играла со мной самым бессердечным образом. В одно время четверо моих взрослых пациентов ожидали погребения в радиусе 800 метров. Поскольку все они были физически неполноценны и умерли после непродолжительной болезни, не могло возникнуть никаких сомнений в справедливости моего лечения, но смертельный исход был засчитан мне как врачебная неудача. Такие случаи была бы уничтожающими для моей карьеры, если бы не смертельные случаи, неизбежные для всех практикующих врачей.

Целых десять лет я посещал больных и давал им лекарства согласно книгам, но с гораздо меньшей силой рук и веры, чем любой из моих коллег, и всем моим больным было предписано принимать пищу, чтобы сохранить силы для борьбы с болезнью.

В лечении своих больных я применял только несколько видов лекарственных средств и они назначались с расчетом на получение благоприятных результатов, которые трудно было превзойти, но всегда приводили к разочарованию.

Я был достаточно невинен, чтобы верить, что свою большую лечебную практику можно создать только путем самых кропотливых и настойчивых усилий с моей стороны. Позже я обнаружил, что большая практика мало зависит от мастерства и образованности, проявленных в больничной палате. Один врач мог сразу заручиться большим количеством больных, потому что был женщиной, другой – потому что принадлежал к той или иной национальности, или же что-то в его личном, а не в профессиональном подходе, внушало большие надежды больным.

Во всех моих случаях острой болезни всегда наблюдалось истощение организма больных, сколько бы их ни кормили. И наоборот, при нормальном желании поесть, как бы мало их ни кормили, наблюдался подъем их общих жизненных сил. Я видел это только путем внешнего осмотра больных, то есть с помощью своих глаз. Но я видел и с помощью своей проницательности, что большую практику могли вести врачи, слишком невежественные, чтобы знать, что в медицинской науке, то есть в лечении больных, действуют определенные законы Природы.

Тогда я еще не осознавал всей глубины невежества людей в отношении того, что лечит болезни, не знал, что вера в лекарства так велика, так по-детски непосредственна даже у самых культурных, как и у невежественных людей. Я не так хорошо понимал, как позже, что сам врач должен обладать такой энергией веры в лекарственные препараты (materia medica), чтобы проявлять ее в каждой черте своего лица, во всем своем поведении – находясь в палатах больных.

С годами моя вера в лекарственные средства не усиливалась, но мне все же приходилось их применять, чтобы удовлетворить суеверные потребности людей. Моя лечебная практика, хотя и не достигала того, чего, казалось бы, заслуживала в результате затраченных на нее усилий, была достаточно велика, чтобы удовлетворить все потребности в прибыльном исследовании, если бы я был в состоянии думать и размышлять. Меня не утешало, что есть врачи, которые имеют гораздо большую практику, просто применяя лекарства, поскольку использование большого количества лекарств было прямым результатом гораздо большей посещаемости.

Теперь я понимаю, как не видел тогда, что победы Природы часто одерживаются вопреки отчаянным попыткам лечения, которое является просто варварским. И все же Природа настолько сильна, настолько настойчива в попытках исправить все свои ошибки, что она одерживает победу в подавляющем большинстве случаев, независимо от того, насколько сурово ее облагают средствами, которые мешают процессу естественного лечения больного. Подавляющее большинство тяжелобольных сто лет назад выздоравливали, несмотря на кровавые ланцеты (скальпели) и процедуры, которые сегодня являются варварством.