– Иди… – Она хотела что-то сказать, но замолчала, оборвав наш разговор. – Я видела, как ты относишься к Е.Б., да я сейчас все поняла, ты только, Адриана, не будь чересчур наивна.

Отвлекусь немного и переведу тему; просто хочу отметить, что в тот момент, когда пламя охватило меня, когда я слышала голос Е.Б., то мне было необходимо не только ее присутствие. Это странно, когда я не являюсь собой, когда пламя завладевает мною, то я вижу все по-другому: мои чувства и эмоции становятся, так сказать, подлинными. И я воспринимаю многое иначе, смотря на ситуации с другой стороны. Как бы я ни переубеждала себя, но в такие моменты я руководствуюсь не разумом, а сердцем, именно поэтому все становится намного понятней и легче. Нет никаких границ и препятствий, и я понимаю, чего хочу, прежде всего, от себя. И когда я сидела на снегу, вся пылающая, когда боль пронзала меня, когда невозможно было терпеть ее, мне так нужен был рядом Влад. На самом деле, мне было всё равно, изменял он мне или нет, я, как бы наивно это ни звучало, знала, что он любит меня. Хотя любовь – слишком сильное чувство для таких подростков, как мы. Любовь – это особое отношение к человеку, искренняя вера в него. Это странное чувство, оно само по себе, оно руководит нами, заставляет делать глупости, с одной стороны, а с другой, наоборот, – показывает настоящее и реальность, в которой мы живем. В 14 лет слабо понимаешь, что такое «любовь», и пусть говорят, что возраст здесь не причем, не правда, ведь «любовь» – взрослое понятие, потому что она сурова и правдива, а в детстве мы не готовы к правде.

Мне так хотелось подбежать к Владу, кинуться ему на шею и забыть все, просто простить, но голос разума не позволял мне это сделать. Он говорил мне быть гордой и неприступной, а сердце сжималось при одной лишь мысли о нем.

Я начала привыкать к пламени, что жило внутри меня, я становилась им снаружи, оно давало мне жизнь, ту, в которой я смогла бы быть собой.

Мы приехали в школу, а там, в актовом зале, шел концерт. Когда я увидела его на сцене, когда услышала вступление песни, то позабыла все проблемы. Я пробралась к аппаратуре и попросила у парня микрофон.

Когда мир потрясает нас,

Пытается вывести нас из строя…

Влад не видел меня, а я шла к сцене и была уверена, что делаю все правильно, у меня и тени сомнений не возникло, потому что в любви не сомневаются, она либо есть, либо ее нет, и по-другому не может быть.

Нам нечего терять.

Я начала петь с ним припев, а на глаза наворачивались слезы. Влад изумленно посмотрел на меня и помог подняться на сцену.

Я больше ничего не хочу,

Наша любовь неприкасаема.

Сколько смысла было в этих словах, сколько эмоций я туда вложила. Он подхватил меня, и мы закружилась в медленном танце.

– Что ты тут делаешь?

– Я… я просто не…

Даже на линии огня,

Когда все висит на волоске,

Наша любовь неприкасаема.2

Я не могла подавлять эмоций; повернувшись лицом к стене, я зажала рот рукой, была не в силах больше сдерживать себя.

Его сильная теплая рука коснулась моей спины, он обнял меня, и все зрители захлопали.

– Я просто поняла, что люблю тебя и даю нам еще один шанс.

Это прекрасное ощущение – когда ты прощаешь, когда не то, чтобы снова полностью доверяешь человеку, но он рядом, и ты чувствуешь его. Он вновь касается тебя, целует в губы, и руки мои держат его. Мы стояли на сцене, и сотни глаз следили за нашими движениями, они умилялись, как это красиво – любовь, не понимая, что нам пришлось преодолеть, и как сильно мне нужно было постараться, чтобы оказаться рядом с ним. Но те слова, эмоции, что мы передали друг другу через песню – это невероятно, я бы не смогла сказать это лично, как и он, но музыка… она и есть та связующая.