Трясущимися руками переключаюсь на вторую передачу. Мы въезжаем в район, где пожар уже прошел, и замолкаем. Все вокруг черно и обуглено. Оставшиеся крошечные огоньки доедают остатки того, что может гореть. Дорога усыпана дымящимися ветками и мусором. Я включаю полный привод и веду «ранглер» в объезд препятствий, иногда съезжая с дороги.

– Это что, олень? – спрашивает Вайолет.

Я жму на тормоза, и мы все смотрим в ту сторону, куда она показывает. Огонь пронесся с такой скоростью, что спалил олениху с олененком на месте. Мне вспоминается библейская история о женщине, которая оборачивается и превращается в соляной столб. Разве что эта пара больше напоминает горки черного перца.

– Если животные не смогли убежать, то смогут ли люди? – дрожащим голосом спрашивает Вайолет.

Драммер тянется назад, чтобы коснуться ее, и я замечаю в его глазах слезы. В последний раз я видела Драммера плачущим в тот день, когда от рака умерла его собака. Он ни в какую не признавался себе, что пес болен. В этом весь Драммер: никогда не обращает внимания на творящееся вокруг дерьмо. Но однажды он обнаружил собаку бездыханной на полу в прачечной. Драммер позвонил мне и попросил приехать, и я застала его воющим так, словно его убивают. Я понятия не имела, чем помочь, поэтому предложила вырыть могилу и похоронить пса, но от этого он только разрыдался еще сильнее.

Теперь, глядя, как он поглаживает Вайолет, я понимаю, как надо было тогда поступить: попросту обнять его.

– Спасатели всех вывезут. Не беспокойтесь, – пытаюсь успокоить всех я.

Перед нами уже центр Гэп-Маунтин, а мы все еще не видели и следа Мо и Люка.

– Черт! – вскрикиваю я. – Там мой отец!

Я снова резко бью по тормозам, но спрятать от постороннего взгляда ярко-красный «ранглер» просто невозможно. К тому же это единственная машина на дороге, не принадлежащая пожарным или полиции. Все остальные или уже уехали, или мчатся в противоположном направлении.

Мой отец бежит к нам через два квартала. На лице у него респиратор.

– Глядите! Почта горит! – кричит Драммер.

Я поднимаю голову и смотрю поверх руля. За спиной отца оранжевые языки пламени жадно лижут деревянную обшивку почтового отделения.

Пожарная машина уже на месте, и команда пытается спасти здание и окружающие строения. Должно быть, почта загорелась от искр, потому что основное пламя все еще бушует среди деревьев. Огненный дракон уже поднялся выше десяти метров и раскинулся на мили в ширину, распространяясь, как мы узнаем позже, на три футбольных поля в секунду и разбрасывая искры на милю вокруг.

Когда отец подбегает к машине, я опускаю стекло, и салон тут же наполняется удушливым дымом. Лежащая на полу джипа Матильда начинает лаять.

– Почему ты еще не в Бишопе? – зло спрашивает папа.

– Люк и Мо взяли квадроцикл, чтобы попробовать добраться до дома. Мы не можем их найти, – сквозь слезы отвечаю я.

– Какой дорогой они поехали?

– По Сандерс.

Отец кивает и вызывает по рации заместителей.

– Мы их найдем, – обращается он ко мне. – А вы, ребята, разворачивайтесь и валите отсюда. Живо!

– Пап, подожди… – Я вижу, что от прилива адреналина у него набухли вены и дрожат руки. – Никто… не пострадал?

Он понимает, что я имею в виду. В порядке ли жители Гэп-Маунтин? Никто не погиб?

Отец кладет руки на приоткрытое окно:

– Пока трудно сказать.

Кажется, он знает больше, чем говорит, и я с ужасом думаю, что мы кого-то убили.

– Пап?

Он хлопает ладонью по дверце машины:

– Разворачивайся. Поезжай в Бишоп. Напиши мне, как будешь в безопасности.

С этими словами он убегает навстречу пламени.

Господи, да он сам в опасности! Я сижу, вцепившись в руль и еле дыша, и вдруг ощущаю полную растерянность.